Однако старик продолжал стоять, о чём-то раздумывая, и это что-то было явно важнее забытого перехода через болото. Во всяком случае -- для бывшего ротмистра. Гадать, что именно, не имело смысла, и потому Сергей просто ждал, поглядывая по сторонам. И дождался: набрав полную грудь воздуха, Окунин на одном дыхании, коротко и чётко сообщил, что это дети комдива Игнатьева, а ему не родня. Что он подобрал их в самом начале войны. Подобрал и оставил у себя, поскольку переправить их на восток возможности не было. И что очень желательно их эвакуировать до того, как в эти места придут бои.
Положение, в общем-то, складывалось... Хотя -- нет. Не такое. Тогда был "язык", которого требовалось срочно доставить, сейчас -- просто сведения. Да, важные, но это с точки зрения Гусева, а как на них посмотрит командование -- тот ещё вопрос.
Далее -- дети. Тогда у них не было ни кола ни двора, сейчас -- надёжное убежище, где они вполне могут пересидеть хотя бы сутки. А за это время либо Командир выбьет самолёт для эвакуации, либо князь вернётся сюда (уже один, потому что так быстрее, или Сергей совсем не знает напарника) и спрячет всех так, что их с собаками не отыщешь. Значит...
Прежде всего -- полоса для посадки. Желательно, для Ли-2, но в крайнем случае сойдёт и для "половичка". Но это молодые сделают -- всё равно им придётся остаться. Ну и Кощея... убедить. То есть сначала, конечно, убедить, а потом уже и...
Князь, перехваченный во время ходки за очередной (третьей) парой жертв, на вопрос полковника, за сколько они вдвоём смогут добраться до своих (но так, чтобы Гусев после этого говорить мог), на секунду задумался, а потом потребовал подробностей. Выслушав, опять ненадолго задумался, после чего сказал, что если выйти с наступлением темноты, к восходу будут на базе, только сначала надобно Командиру весть послать. Чтобы не ушёл куда...
Весть послали, ответ получили, молодым задачу объяснили, телегу проводили... Потом посмотрели друг на друга, на солнце, которому до захода оставалось ещё не меньше пары часов, опять друг на друга и... побежали.
На закате сделали остановку на пять минут, и как только верхний край солнца скрылся за горизонтом, побежали опять. Теперь уже не останавливаясь до самой базы, до которой добрались за пять минут до восхода. То ли случайно так получилось, то ли напарник постарался, солнце они встречали, сидя на завалинке и неторопливо, маленькими глотками, отхлёбывая горячий свежезаваренный чай.
Известие о пути через болото оставило Командира почти равнодушным: не тот уровень. Всего лишь тактический. Ну, или, с некоторой натяжкой, оперативный. А если гансовский укрепрайон, для обхода которого этот путь нужен, окажется в котле, то и вообще...
Другое дело, если что-то пойдёт не так, а потом выяснится, что на предоставленные группой Колычева сведения не обратили внимания. Вот только такая правота, насколько знал Гусев, Ивана Петровича не привлекала, и потому придётся теперь Командиру уговаривать и намекать. Уговаривать не отмахиваться от полученных сведений и намекать на неприятности в случае чего. И в конце концов он своего добьётся. Пока же "полковник" Колычев хотел знать, что случилось такого срочного, из-за чего Гусев с Кощеем бросили ("Оставили!") во вражеском тылу половину группы и ценный прибор -- радиостанцию.
Поначалу, когда Сергей просто рассказал о детях, упомянув о том, что их (а заодно и лётчиков) желательно вытащить оттуда до начала боевых действий, Иван Петрович отнёсся к новости спокойно, однако стоило Гусеву назвать их фамилию, как Командира будто подменили. Буквально подпрыгивая от нетерпения, он засыпал полковника вопросами, задавая следующий едва ли не раньше, чем получал ответ на предыдущий. И только когда Гусев рассказал всё, что знал, и описал всё, что успел заметить, немного успокоился и наконец объяснил, почему это его так взволновало.
Оказывается, извилистые военные дороги свели их с племянниками Командира, детьми его сестры и старого, аж с Гражданской, боевого товарища. Когда в сорок первом эвакуировали из Кобрина семьи комсостава, эшелон попал под бомбёжку и сестра Командира погибла, а вот детям всё же удалось спастись. Оказывается. Но известно это стало только вот сейчас...
Постучав и получив разрешение, в кабинет просочился Нечипоренко с тремя исходящими паром кружками. Аккуратно пристроив их на край стола, рядом с картой, козырнул и так же тихо исчез. Когда он вышел, Кощей достал из-за пазухи флягу и плеснул немного в одну из кружек, пододвинув её затем к Командиру.
С сомнением посмотрев на то, что ему подсунули, Иван Петрович осторожно сделал глоток, покатал на языке и приложился уже смелее. Чем заслужил одобрительный кивок князя. Гусев тоже приложился к своей кружке и обнаружил в ней чай. Сладкий, как он любил. А вот напарник наверняка опять пил простой. Подумав об этом, Сергей решил, когда полетят за детьми, прихватить с собой соли, мыла спичек, ещё чего-нибудь такого... полезного... И сменять у бывшего ротмистра на мёд. Если, конечно, у него есть...