Сергей бы ещё долго занимался самобичеванием, но тут дверь, отодвинув полковника, открылась и из кабинета вышел князь. Оглядев присутствующих своими полыхающими зеленью глазами ("А когда гуляли, они у него так не светились!" - отметил внутренний голос), он ехидно спросил:
- Ну что, сплетничаете?
- А что ещё делать с такими-то подчинёнными? - вздохнул Командир.
Сочувственно покивав, Кощей посмотрел на адъютанта:
- Этак через минуту-две доложи, что тут полковник Колычев ждёт.
- А почему не сейчас? - сдвинул брови к переносице адъютант.
Князь, пожав плечами, - мол, моё дело предупредить, - отошёл к стульям и опустился на один из них. Потом откинулся на спинку и прикрыл глаза -- всё, что хотел, он сказал.
Посмотрев на него с тщательно скрываемым (однако Гусев всё равно заметил!) изумлением, майор ГБ всё же постоял немного и только потом, решив, очевидно, что минута истекла, нырнул в кабинет. Вышел он оттуда почти сразу и пригласил полковника Колычева входить, а сам, добредя до своего места и усевшись, принялся перебирать лежащие на столе бумаги. При этом он то и дело косился на непонятного спецсотрудника, способного откалывать фокусы, никак не совместимые с материалистическим взглядом на мир. В других обстоятельствах он бы, конечно, не поверил, но Хозяин...
Гусева, следившего за адъютантом, по примеру Кощея, из-под полуопущенных век и каким-то образом чётко понимавшего, о чём тот думает, это забавляло. Он сам не так давно столкнулся с этой проблемой: теория говорит одно, а вот практика... Однако приспособился. Приспособился и не сошёл при этом с ума. Вот и адъютант приспособится. Так что...
После встречи с Наркомом Колычев и Кощей с Гусевым сразу поехали на аэродром, и только там, пока они ожидали вылета, молчавший всю дорогу Командир наконец-то разлепил губы:
- О том, что было, никому ни слова.
- Слушаюсь! - вытянулся капитан, подумав при этом, что если и расскажешь кому-нибудь, то всё равно не поверят. Только вралём считать станут.
- Даже своим! - уточнил Колычев.
- Слушаюсь! - Гусев попытался вытянуться ещё больше, но было уже некуда.
С подозрением оглядев его с головы до ног, Иван Петрович хмыкнул и до прибытия на базу больше не сказал ни слова.
На следующий день после возвращения Гусева с Кощеем отправили к пехотинцам. Те совершенно случайно и, как говорится, на дурика ухитрились ухватить аж целого оберста, сиречь полковника, и, шалея от собственной удачливости, поспешили похвастаться, не допросив толком.
Поскольку с успехами было туго, радостная весть разлетелась в несколько раз быстрее, например, слухов об очередном поражении. Ну и достигла нужных ушей. И в результате капитан с князем отправились объяснять счастливчикам, что если долго (или много, или часто, или просто не вовремя) чем-то хвастаться, можно и...
В качестве утешения они должны были передать, что командир участвовавшей в захвате группы получит "Красную звезду", остальные участники захвата - "ЗБЗ"*, а их командование -- благодарность с занесением в личное дело. По нынешним временам -- более чем щедро...
* "ЗБЗ" - медаль "За боевые заслуги".
Полковника им, конечно, отдали -- супротив приказа высокого начальства не попрёшь. И вести о награждении встретили... благосклонно. Однако посмотрев на участников событий, капитан углядел в их глазах нечто, что заставило его поторопиться с отъездом. На всякий случай...
Дорога, по которой они ехали (ехали! Плелись -- так вернее будет!) была забита. Но не войсками, как следовало бы прифронтовой дороге, а беженцами. Женщины, дети... Мужчин было мало. И большинство -- те, кто, может, и рад был бы взять в руки винтовку, но вот сердце или ноги, или ещё что...
Хотя имелись и такие, кого следовало бы взять за шкирку, встряхнуть как следует и спросить: "Почему?" Почему он бежит от врага, вместо того чтобы взять в руки оружие и защищать родную землю? Почему?..
Вынырнувший из облаков "Мессершмитт 109", уже успевший получить в народе прозвище "худой", сходу отбомбился по тащившейся по той же дороге полуторке (и ведь попал, паскуда!), после чего принялся кружить над дорогой, постреливая в разбегающихся людей. Гусев, выпрыгнувший из машины и упавший в кювет при первых звуках авиационного мотора (что примечательно, крикнуть: "Воздух!" - и выдернуть с собой экспроприированного оберста он успел), наблюдал за этими развлечениями, скрипя зубами от ненависти и бессилия. Сидящий (невместно ему показалось на брюхе ползать, что ли?) рядом Кощей о чём-то думал и мрачнел с каждым выстрелом Геринговского выкормыша всё больше и больше. Потом вдруг одним прыжком выскочил на дорогу и встал, расставив ноги, развернув плечи и презрительно (как показалось приподнявшемуся в канаве Сергею) вздёрнул подбородок навстречу идущему на очередной заход гитлеровскому асу. Капитану, наблюдавшему за этим немного снизу, на миг показалось, что над дорогой вдруг выросла этакая бронированная башня, способная противостоять не то что одинокому истребителю, но всем Люфтваффе. Немец тоже, видимо, углядел что-то похожее, потому что чуть подправил курс и теперь шёл прямо на князя. Потом гитлеровец решил, что пора, и на дороге вдруг возникли и быстро побежали к собравшемуся противостоять плоду сумрачного тевтонского гения безумцу поднятые пулями фонтанчики пыли. Безумец стоял, непонятно на что рассчитывая, и спокойно смотрел на стремительно приближающуюся смерть. И только в самый последний миг вдруг выбросил в направлении "мессера" кулак.