К середине восьмидесятых годов, в условиях продолжавшегося ухудшения социально-экономической ситуации расширение чёрного рынка сделало его повсеместным явлением в бытовом укладе большинства советских граждан. На протяжении многих десятилетий в государственный бюджет не поступали огромные суммы, которые могли бы взиматься в качестве налогов с частных предпринимателей, что в дальнейшем стало одной из причин ещё большего углубления социально-экономического кризиса.
Глава восьмая, в которой главный герой теперь учит фарцевать фарцой фарцовщика
- Кажись, сработало! - довольно заметил я Машке, откладывая в сторону ворох газет за последние два месяца, - Вот смотри, сообщение ТАСС о, по всей видимости, взрыве на якутской скважине "Кратон-4": "9 августа 1978 года на территории Советского Союза в соответствии с планом использования атомной энергии в мирных целях, был осуществлён подземный атомный взрыв, мощность которого составила 22 килотонны".
- И что? - непонимающе уставилась на меня Машка, подняв голову от выданной ей для проверки кипы других газет, - Они ведь там пишут, что у них всё идёт в соответствии с планом их работ, а ты говоришь, что у них после твоих анонимок что-то изменилось!
- Ну как же ты, Маш, не понимаешь, - улыбнулся я, глядя на то, как она забавно морщит свой маленький носик, собираясь чихнуть от газетной пыли, - Сегодня уже какое число? Правильно, Машенька, сегодня уже пятнадцатое сентября! Пятница, между прочим! А про подземный атомный взрыв на третьей скважине, то есть, тот самый печально известный "Кратон-3", который должен был быть осуществлён ещё двадцать четвёртого августа и натворить туеву хучу бед, у них в газетах, слава богу, до сих пор ничего нет, Машка!
- Ванька, ты у меня опять не по-здешнему выражаешься?! - накинулась на меня Машка с притворным гневом в лукавых глазах, в которых снова засветилось ненасытное желание, - Вот тебе, вот тебе, вот, ага, вот так, так... Да-да, и мне тоже, и не, и мне... Вот, а-а-а!!!
- Слушай, Шкворин, - томно спросила Машка, по-хозяйски закинув голое бедро на мой живот некоторое время спустя, - У тебя вообще совесть есть? Когда мы с тобой будем колхозную картошку окучивать-то? Где обещанная романтика навозных полей, Шкворин? Где героическая битва за невиданный урожай на корню погибающих корнеплодов, а? А?!
- Да ты что, Машка? - удивлённо воззрился я на свою чересчур совестливую молодую супругу, с трудом разворачиваясь к ней лицом на узкой хозяйской кровати, - Мы же с тобой народ тут спасаем! А чернозём под дождём на колхозных полях пусть мои бичи месят. Наёмный труд, для нашей пользы, он, знаешь ли, нас объединяет!
- Ах ты, мой Матроскин! - вновь с готовностью потянулась ко мне растроганная Машка.
- Стоп, Машка, стоп! - в ужасе отпрянул я, вскакивая с нашей общей постели, - Машка, я же уже напоминал тебе, что сегодня пятница, а это значит, что мы с тобой должны уехать к тебе домой на выходные. Нормальной пищи хотя бы поедим и, потом, я обещал дяде Тиме помочь составить заказ товаров для его фарцы на следующие три месяца...
- Ух ты! - обрадовалась Машка, также вскакивая с кровати - А меня научишь?
- Тебе-то это, Машка, зачем? - искренне изумился я, - Мы же с тобой теперь студенты первого курса факультета электронной техники, будущие инженеры-электронщики!
- Всё, что делаешь ты, Ванька, - веско заметила Машка, - Должна уметь делать и я! На мне ведь все наши сетевики! А кроме того, ты, я надеюсь, ещё не забыл, что "и в горе и в радости, богатстве и бедности, в болезни и здравии пока смерть не разлучит нас"?
- Вот же память! - восхитился я с известной долей досады, - Прям почти как у меня! И какой же это дурак придумал про длинный волос и короткую память? Или там сказано про ваши умственные способности? Ладно-ладно уж, научу, только не лезь, а то не уедем!
Быстренько осуществив в специально оборудованном нами для подобных целей закутке за полотняной ширмой все необходимые интимно-гигиенические процедуры, о которых авторы даже эротической литературы в абсолютном большинстве почему-то стыдливо умалчивают, мы похватали ещё с вечера забитые рюкзаки с отобранным для домашней стирки грязным бельём и ринулись к ближайшей станции загородных электричек.
- Ты знаешь, Ванька, а я ведь только сейчас поняла, что впервые в жизни покидала своих родных больше, чем на неделю, - тихо произнесла Машка, задумчиво глядя в окно вагона, когда наш электропоезд, рассерженно прошипев какое-то традиционное неразборчивое ругательство выпущенным из тормозной системы сжатым воздухом, только-только начал набирать свой стремительный и неумолимый как время ход.
- Зырь, Лимон, - раздался сразу показавшийся неприятным голос за лязгом расходящихся вагонных дверей, - Какая тёлочка нарисовалась на нашем трудном жизненном пути! А ты, бычок-переросток, быстро взбрыкнул отсюда в соседний загон, пока тебя не выхолостили!
- А ты скажи "чеснок"! - попросил я одного из двух угрожающе склонившихся надо мной здоровенных подвыпивших парней, заговорщицки подмигивая второму, - Тогда подумаю!
- И чё? Тебе сразу легче станет, переросток, гы-гы-гы! - заржал первый, - Ну, чеснок!
- По хлебалу хлоп! - радостно рявкнул я, смахивая сибирского крепыша с ног увесистым кофром от полупрофессиональной шестнадцатимиллиметровой кинокамеры, - Понимаю, что не складно, чувачок, но одна маленькая девочка из "ютуба" это так задорно верещала, отвешивая аналогичного леща по мордасам своей сестрицы, а я так давно хотел это так же весело повторить, что сегодня просто не удержался! Сестры-то у меня раньше не было...
- Ты там, случайно, ничего не сломал? - деловито поинтересовалась Машка, кровожадно провожая хищным взглядом второго крепыша, спешно уволакивающего за собой мешком висящего на его надёжных дружеских плечах первого.
- Навряд ли! - ответил я с уверенностью в голосе, которой на самом деле в душе совсем не испытывал, - Парень-то крепкий, а значит и челюсть у него должна быть крепкая. "Менс сана ин корпоре сано", Машка, "в здоровом теле здоровый дух"!
- Да я, вообще-то, не о челюсти его пекусь, милый, а, как всякая нормальная женщина, о нашем почти совместно нажитом семейном имуществе, чтобы ты никогда не посчитал меня неэкономной транжирой! Камера-то наша, небось, очень дорогая?