Все дальнейшее происходило как в тумане. Дина даже толком не заметила, как спрятала ожерелье, как охранник открыл дверь, не расслышала его слов: «Прошу вас, сударыня».
Охранник повернулся к ней вполоборота. Обеими руками он держал связку ключей. Через его плечо Дине был виден коридор. Он был пуст. Лишь в самом конце его кто-то двигался. Товарищи идут сюда! Вот он, подходящий момент!
Дина выхватила из сумочки револьвер и скомандовала:
— Руки вверх!
Видимо, до сознания охранника не дошел смысл ее слов, он повернул голову и удивленно взглянул на Дину. Заметив браунинг в красивой и хрупкой женской руке, он остолбенел. В следующее мгновение сильные руки Парабеллума сжали ему горло.
Лип Тулиан втащил управляющего в комнату перед хранилищем. Робис запер бронированную дверь. До этого момента все развивалось по плану. Но внезапно возникло неожиданное препятствие — охранник отказался назвать шифр замка денежного хранилища.
— Не скажешь — башку размозжу! — пригрозил ему Лип Тулиан.
— Можете меня убить, — сказал охранник, стараясь вырваться из цепких рук Парабеллума, — я не скажу!
— Дурак! — укорял его Парабеллум. — Не твои же деньги, буржуйские!
— Все одно. Мне доверены!
— Мы не бандиты, а революционеры, — попробовала уговорить его Дина.
Охранник не поддался.
— Я порядочный человек, — твердил он, — и выполняю свой долг!
— Ты честный малый! — заговорил управляющий, у которого изо рта вынули кляп. — Мы тебя наградим!
Теперь Робис знал, как действовать. Он приложил дуло револьвера к виску управляющего.
— Если хочешь жить, — пригрозил он, — прикажи охраннику открыть сейф! Считаю до трех. Раз…
— Скажи им шифр! — выдавил из себя управляющий.
— Господин управляющий, тогда вы и отвечайте за всё!
— Два…
— Боже праведный, я, я отвечаю! Я отвечаю, только скорее! — Управляющий трясся, как овечий хвост.
— Ладно, тогда я это сделаю, — наконец решился охранник, — но, пока я буду набирать шифр, вы не смейте смотреть!
Парабеллум расстегнул свой широкий сюртук и достал обернутые вокруг талии мешки. Дверь хранилища открылась. Боевики увидели на полках пачки сложенных банкнот. Робис подозвал к себе управляющего и Липа Тулиана:
— Пересчитайте!
— Кидайте в мешок, — подгонял их Парабеллум из-за двери. — Потом сосчитаем!
Да, время было дорого. Робис сознавал это еще острее, так как ни на минуту не забывал, что они окружены. С того момента, как гонг известил о перерыве на обед, прошло всего пять минут, но они казались вечностью: столько пришлось пережить за это время. Что, если тайным надоест караулить на улице?! Ничего не поделаешь, экспроприация не воровство, не грабеж — придется потерпеть еще немного. Больно уж трясутся руки у перепуганного управляющего, слишком медленно он считает! Лип Тулиан записывает на бумажке тысячи, а Дина бросает пачки денег в мешок. Один уже полон, а на полу еще лежало много денег. Управляющий продолжал считать дальше, но Робис остановил его; делать нечего, эти тысячи придется оставить, чтобы иметь возможность вынести остальные.
Парабеллум нервничал — что так долго мешкает Робис? Револьвером подталкивая перед собой охранника, он вошел в хранилище:
— Быстрее!
— Сейчас, только расписку выдам.
Робис послюнявил чернильный карандаш и на бланке с печатью Федеративного комитета написал:
«На нужды латышской социал-демократической рабочей партии из Русского международного банка (Рижский филиал) изъято двести пятьдесят семь тысяч рублей».
…А в это время Атаман не отрываясь смотрел на часы, висевшие в операционном зале. Золоченая стрелка со смертельной вялостью тащилась от деления к делению. Вот уже десять минут, как Дина спустилась в подвал. Привыкнув к тому, что только ловкость, быстрота и сила решают исход схватки, Атаман уже не верил в успех. Он сомневался в нем с той минуты, как Шампион сообщил ему о предательстве. Атаману казалось, что он знает, кто может быть предателем. Этот человек сейчас находится внизу, рядом с Диной. Если бы только Атаман мог покинуть свой пост и броситься туда! Но он неподвижно стоял там, где ему приказал Робис.
Когда в конце зала показалась стройная фигура Дины, Атаман даже вздрогнул от неожиданности. Жива и здорова! Он готов был тут же, при всех, расцеловать ее!