— Нашел с чем сравнивать! — воскликнул Брачка. — Если ты еще не знаешь, как мы управляемся с маузерами, так лучше помалкивай! Твои французы умели только на шпагах драться!
— Помолчи, Брачка, когда говорят старшие!.. — Атаман подсел к Фаусту. — Я понимаю твои возражения. Но вспомни нападение на «музей»! Тогда нас было всего несколько человек, однако мы разделались со всей Регусовой бандой так, что любо-дорого поглядеть. Робис не даст соврать — он тоже там был…
— Тогда была совсем другая обстановка, — возразил Робис. — Нельзя забывать о том, что тюрьма — это настоящая крепость с многочисленной и хорошо вооруженной охраной!..
Однако доводы Фауста и Робиса не прекратили споров, а, наоборот, раздули их еще жарче. Атаман с Брачкой настаивали на своем. Фауст, пытаясь убедить их, выдвигал аргументы один научнее другого и до того распалился, что даже снял пиджак. Робис время от времени вставлял дельные замечания, но больше молчал. Наконец он сказал:
— Товарищи, трудно разрешить этот вопрос, тем более что он связан с судьбой близких нам людей! Я, например, в душе — «за», а умом — «против». Но моя личная точка зрения в данном случае не имеет значения. Дело слишком важное и серьезное, и мы не имеем права браться за него без ведома Федеративного комитета. Пусть решают там…
5
Около полудня дверь камеры Парабеллума отворилась, и охранники втащили в нее железную кровать.
— Придется тебе потесниться, — сказал один из них. — Так много вашего брата набралось, что и девать некуда!
— А мне какое дело? Стройте новую тюрьму! — огрызнулся Парабеллум, хотя, по правде говоря, был очень рад.
Иметь в камере товарища лучше, нежели сидеть в четырех стенах наедине с проклятыми мыслями, которые неустанно вертятся вокруг денег. В то же время Парабеллума тревожило — всунут к нему какого-нибудь чужого человека, быть может, уголовника, что тогда? Вдруг во сне еще сболтнешь что-нибудь лишнее? Ведь бывает же, что проснешься весь в поту, вцепившись обеими руками в подушку, словно это мешок с деньгами, который кто-то хочет у тебя вырвать.
Тем больше была его радость, когда надзиратель втолкнул в камеру знакомого. Не скрывал своего удовольствия и Лип Тулиан.
— Арестован? — буркнул Парабеллум — он не умел шумно выражать свои чувства.
Уже знакомый с телеграфным стилем Парабеллума, Лип Тулиан понял вопрос правильно.
— Вчера. Только из квартиры вышел, как меня тут же и сгребли. Одного подстрелил, надеюсь, наповал!
— Били?
— И еще как! — Лип Тулиан повернул лицо так, что стали видны синие и лиловые кровоподтеки. — Сам Регус удостоил чести! Но я ни полслова! Восемь часов он со мной провозился.
— Только-то? — усмехнулся Парабеллум. — Тебе повезло!..
Лип Тулиан присел на край койки.
— От меня им все равно ничего важного не узнать, — сказал он. — Не то что от тебя. Надеюсь, ты им про деньги не сболтнул?!
— Ничего о деньгах не знаю!
Лип Тулиан улыбнулся:
— Правильно, так и надо! — Он придвинулся к Парабеллуму. — Ну, а на самом деле? Удалось их спрятать? Мы все так волновались — и я, и Атаман!..
— Ничего о деньгах не знаю! — упрямо повторил Парабеллум.
Лип Тулиан подошел на цыпочках к двери и прислушался. Надзирателя поблизости не было.
— Никого нет — можешь говорить смело! — сказал он, возвращаясь на место. — Это правда, что слово — серебро, а молчание — золото! Но скажу тебе по секрету — Робис поручил мне переправить деньги на «Один» и…
Парабеллум вздрогнул:
— Робис? Не убит?
Лип Тулиан недоуменно пожал плечами:
— А почему его должны были убить? Перед самым моим арестом мы о тебе толковали.
Парабеллум насторожился:
— О чем же?
Лип Тулиан замолчал.
— О чем говорили?! — повторил Парабеллум и, угрожающе подняв кулаки, двинулся на него.
— Ничего особенного не говорили, — быстро ответил Лип Тулиан, отодвигаясь к стене, — гадали, куда ты деньги девал.
— И что же вы нагадали?
Лип Тулиан встал, засунул руки в карманы.
— Ну, если уж ты так хочешь, то изволь. Только не сердись! Сам-то я ничуть в это не верю, просто передаю тебе слова Робиса. Скажу прямо: Робис побаивается, не утаил ли ты деньги! Он сказал, что, может быть, ты и есть тот самый предатель…
Договорить Липу Тулиану не пришлось. У него вырвался слабый хрип, потому что рука кузнеца сдавила ему горло, тряся его, как мешок с требухой. В дикой злобе лицо Парабеллума налилось кровью. Казалось, он и сам вот-вот задохнется. Неизвестно, чем кончилось бы это для Липа Тулиана, не появись на шум надзиратель. Звон ключей вернул Парабеллуму рассудок. Только теперь сообразив, что делает, он в испуге выпустил свою жертву из рук. Однако, когда вошел надзиратель, Лип Тулиан, вместо того чтобы броситься к нему, прикрыл горло.