Зная, что в этом пролетарском районе слишком много камней и много рук, которые умеют пускать их в дело, помня о печальном исходе попытки устроить тут еврейский погром, зельбстшуцманы делали вид, будто не замечают угрожающе поднятых кулаков, не слышат гневных выкриков, и проскакали мимо.
А в это время на одной из соседних улочек, в невзрачном домишке, шло экстренное заседание Федеративного комитета.
— Мы получили новые важные сведения. Власти собираются ввести военное положение. Стало быть, многим заключенным теперь грозит смертная казнь, — докладывал Мауриньш членам комитета.
— Но достаточное ли это основание отказаться от тех разумных соображений, которые в прошлый раз побудили нас высказаться против? — спросил пожилой человек в очках, земский учитель по профессии.
— На мой взгляд — да. Я сидел в тюрьме и могу себе представить, что чувствуют люди, когда перед ними появляется тень виселицы.
— Конечно, конечно! — воскликнул земский учитель. — Спасать людей от смерти — наш высший долг. Этого требует самая элементарная гуманность. Но, товарищи, разве нет другого пути помочь им? Скажем, подать петицию…
— На это надо смотреть шире, — возразил Мауриньш. — Речь идет не только о смертниках, но о военном положении вообще. Мы должны показать, что не примиримся с растущим гнетом самодержавия, что поможем противодействовать каждому террористическому акту насилия.
— Хватит ли у нас сил?
— Сейчас в этом нет никакого сомнения, — убежденно заверил Мауриньш. — Если несколько революционеров могли шесть часов подряд сопротивляться тремстам солдатам и полицейским — а теперь нам известно, что Регус осаждал «коммуну» именно такими силами, — если для освобождения этих товарищей в невообразимо короткий срок удалось собрать несколько десятков боевиков, то мы, несомненно, обладаем всеми предпосылками, чтобы совершить успешное нападение на тюрьму. Может быть, излишне говорить об этом, но я хочу напомнить скептикам о том, что дружины боевиков состоят из самых бесстрашных, самоотверженных сынов рабочего класса. Революционные убеждения дают им силы творить истинные чудеса. Если же еще поручить руководство этой операцией группе Робиса, великолепно справившейся с экспроприацией банка, то у нас есть все основания надеяться на успех.
— Надеяться — это слишком мало, — возразил земский учитель. — Мы должны подумать и о возможных последствиях. Нельзя забывать, что неудача лишит многих веры и ослабит революционное движение.
— Зато успех продемонстрирует нашу силу и приумножит наши ряды. Нападение на тюрьму неизбежно вызовет отклик в самых широких массах. Эту возможность нельзя упускать!
— Насколько понимаю, большинство согласно с товарищем Мауриньшем, — резюмировал председательствующий. — Я тоже «за».
Земский учитель сорвал с носа очки и протер их.
— А я настаиваю на том, что это не что иное, как авантюризм! Нельзя рисковать так легкомысленно!
— Если вы так говорите, то, стало быть, еще не доросли до понимания сути классовой борьбы! — отрезал Мауриньш. — У нас тут не магазин, который можно застраховать от возможных неудач. Любое революционное задание связано с риском! Необходимо лишь смотреть, оправдан ли этот риск, и стараться уменьшать его до минимума.
4
Задняя комната столовой сестер Дрейфогель превратилась в штаб. Шел военный совет.
Прежде всего надо было решить основной вопрос — брать тюрьму штурмом или пытаться проникнуть в нее хитростью. Первый способ неизбежно связан с большими жертвами и риском не только для нападающих, но и для заключенных товарищей. Второй зависит от многих случайностей. Мнения боевиков разделились.
— Самым разумным в данных обстоятельствах был бы синтез, или, говоря проще, соединение, — сказал Фауст.
— Не выскажешься ли более определенно? — спросил Робис.
В туманной фразе товарища он почувствовал нечто близкое к его собственному замыслу.
— Куда же еще определеннее! Войти хитростью — выйти силой.
— Я тоже полагаю, что такой план разумен, — согласился Робис. — Надо сделать все, чтобы тюремная охрана спохватилась как можно позже. Проникнуть туда надо без шума. Одна группа останется во дворе и прикроет тыл, остальные — прямо в корпус. Если поднимется тревога, когда мы будем освобождать товарищей, мы с боем прорвемся за ворота.