Сейчас он и сам учит молодых в Ленинском райотделе. Да и не только здесь. Как-то командировали его в столицу одной из среднеазиатских республик, так сказать, поделиться опытом. Хорошо он там поработал: за десять дней задержал несколько крупных карманных воров. Чему же он там учил своих товарищей по работе? Самому главному — отношению к делу. Опыт, мастерство, навыки придут со временем. Надо выработать в себе правильное отношение к своим обязанностям. Нет в душе покоя, и быть его не может, потому что ходят еще по земле существа, приносящие людям горе. Об этом надо помнить не только тогда, когда ты на службе, а всегда.
Поэтому Артамонов говорит:
— Мне вот так просто по улице не пройти. Иду, вроде бы о своем думаю, а сам отмечаю, что у девушки сумка не застегнута, вон у женщины на сумке «молния» сломана. Так и хочется их предупредить! А вора я узнаю по первому взгляду. Первый раз вижу человека, а уже чувствую неладное. Почему? Как он глазами «секет», например. Нормальные люди куда угодно смотрят, а жулики только туда, откуда украсть можно. И если я такого увижу — сразу за ним, где бы я ни находился, куда бы ни шел. Не могу я не взять вора.
Вот мы и определили, как выросло призвание старшины Артамонова, как он оказался на своем месте и почему он его ни на какое другое не променяет.
Всю жизнь может прожить человек и, как он наивно полагает, не нуждаться в услугах милиции, кроме обычных случаев, вроде прописки или обмена паспорта. И невдомек такому, что всю его жизнь милиция о нем заботится. Предположим, у него ни разу не вытащили из кармана зарплату только потому, что всегда на своем посту, например, старшина Артамонов.
Люди вспоминают о милиции, когда с ними случается несчастье, тут-то они и начинают требовать исполнения главного принципа советской милиции — беречь покой граждан. А она, милиция, действительно нас бережет. Только не все мы, честно говоря, представляем, что это такое. Не все знают, насколько сложна и многообразна милицейская работа. Ведь беречь нас надо на каждом шагу, а не только тогда, когда совершено преступление.
Дело ведь не только в том, что подлая рука, предположим, вытащит у вас деньги. Дело еще и в том, что преступники не замыкаются в своем узком кругу, они всеми силами пытаются его расширить, втянуть в него новичков.
На любом милицейском посту нужны люди, беззаветно преданные своему делу, мыслящие по-государственному, люди, для которых работа в милиции — не просто служба, а дело всей жизни. Именно таким я и узнал одного из большой армии милицейских работников старшину милиции Алексея Николаевича Артамонова.
В. Ростовцев
БУКЕТ ТАВОЛГИ
Еще не стонали в небе журавли, леса не порошили багряной метелью листопада, но осень подкрадывалась — это чувствовалось и в воздухе, замешанном на густом настое ржаного поля, и в горестном шепоте усыхающей осоки, и в тонком запахе зацветшей таволги — самых распространенных в здешних местах диких цветов.
Виктор любил эти цветы особо, по-своему. Еще когда ухаживал за Леночкой, дарил их ей. И теперь, возвращаясь домой, уже по привычке останавливался у Холодной речки, спускался в пойму и набирал букет. С некоторых пор у односельчан стало приметой: цветы в коляске — управляющий едет домой.
Дни стояли тихие. Табунились скворцы, исчезали береговые ласточки — стрижи, а появлялись красновато-серые птицы: хвост с желтой полоской, крылья с белыми пятнами, на головке хохол.
«Свиристель пожаловала, от директора холодом повеяло — жди осени», — размышлял Смородинцев.
О вчерашнем дне ему все еще вспоминать было неприятно: поругался с «хозяином». Спор зашел из-за пустяков, а вылился в крупный разговор. Директор совхоза обвинял управляющего Смородинцева в сдерживании подготовки к раздельной уборке ржи. Накануне состоялось заседание бюро райкома партии — вызывали директора. «Зарядили» — теперь сам, как аккумулятор, перешел на разрядку, рвет и мечет. Кое о чем раньше надо было думать. Несдержанность директора передавалась по инстанциям дальше, словно ток электрический по цепи.
С утра Смородинцев побывал в самой далекой бригаде — Дикой Гари — и теперь спешил в Сосновку. Мотоцикл вздрагивал на ухабах и выпиравших из земли корнях, мчался по затененной деревьями дороге. В пустой люльке перекатывался сухой букет таволги, ее мелкие лепестки высохли, осыпались и теперь, словно снежинки, метались под брезентовым пологом. Мелколесье сменилось сосняком и зубчатым ельником. Все это — и деревья, и воздух, и быстрая езда — вызывало у Виктора прилив сил. Он стал забывать о тяжелом разговоре.