Мотоцикл выскочил из леса, и дорога снова побежала по вырубке, покрытой зеленью кустарника. Впереди замаячила фигура незнакомого человека, который, очевидно, что-то хотел спросить. Виктор сбавил газ, поднял на лоб защитные очки и посмотрел на часы. Было без четверти двенадцать…
Время шло, а управляющего не было. Ждали к двенадцати, шел первый час. На Смородинцева, человека особо аккуратного, это не походило.
Вчера управляющий был взвинчен. Заметили многие.
— Что мрачен, Виктор Иванович? Уж не заболел ли? — участливо спросила учетчица Нина Бояршинова, всматриваясь в лицо управляющего. Всегда веселый — смотрел он с грустью.
— Ерунда! — отмахнулся Смородинцев. — Сводку по бригаде составила? Нет. Вот сниму с тебя тоже стружку!
— За что с тебя-то, Виктор Иванович? — не унималась Нина. — И так печешься о хозяйстве более других.
— Это мало кому известно. Не хватило корма — ты виноват. Перерасход горючего — опять ты. Иван Закруткин пьянствовал — снова с тебя спрос.
— Закруткин — пьянчужка, об этом все знают. Он и до вас таким же был, — желая смягчить разговор, Бояршинова перешла на «вы».
— Как все просто. «Все знают». Знают, а что из того? С топором не на кого-либо, а на меня бросился, когда за его жену и детишек заступился. А другие словно не видят — попрятались. Подкараулить обещал.
— Такой и подкараулит, ума хватит, да только вам такой шкет не страшен, — оглядывая сильную фигуру Смородинцева, успокоительно заключила учетчица. Внешность Виктора действительно с первого взгляда располагала к нему людей. Высокий, широкоплечий, лицо открытое, глаза смотрят на всех доброжелательно.
Не дождались управляющего в этот день и в других бригадах. Никто его не встретил в полях — у комбайнов, у складов и на токах.
Не оказалось Виктора и дома. Лена забеспокоилась. Спать она не могла.
Первым постучал в окно бригадир здешней бригады.
— Виктора Ивановича? — Лена вздрогнула. Придя в себя, она открыла форточку: — А его нет дома.
— Как это нет?!
— Всю ноченьку прождала.
— Эко ты.
Через несколько часов тревога летела, кружила, останавливала селян среди улицы. О таинственном исчезновении управляющего знали все бригадиры отделения, а чуть позднее узнали парторг и директор совхоза. Когда местные поиски не дали результатов, директор позвонил участковому:
— Владимир Степанович? Подъехал бы. Видать, дело-то серьезное.
Старший лейтенант Болотов уж кое-что с пятого на десятое слышал, однако подробно расспросил директора.
— Уже сутки, как нет?
— Сутки, Владимир Степанович… — подтвердил еще раз директор.
— Тогда, если есть что на колесах, подошлите за мной, а я тем временем срочно свяжусь со своим начальством.
— Посылаю!
Болотов на участке работает больше десяти лет, отлично знает всех людей. Он депутат сельского Совета, член исполкома, заместитель, секретаря партийной организации отдела. Знают Владимира Степановича не только как представителя власти, но и как веселого человека, песенника.
А управляющий Смородинцев был одним из общественников участкового, внештатным инспектором. Уже на пути к центру совхоза участковый вспоминал последний разговор с Виктором Ивановичем. Речь зашла тогда о трактористе Закруткине, его неуравновешенном характере, постоянных дебошах и ссорах в семье, издевательствах над женой и детишками. Поговорили, но к решению конкретному не пришли. «А не опоздал ли я с решением-то?» — мелькнуло как-то неопределенно в его сознании.
Об исчезновении депутата райсовета Смородинцева стало известно секретарю райкома партии, и он позвонил в обком партии, а оттуда последовал звонок начальнику УВД области.
Инспекторы уголовного розыска старший лейтенант Лядов и лейтенант Мушников только что вернулись с задания, как их вызвали к начальнику уголовного розыска полковнику Вагину, вручили командировки.
— Почему такая срочность, товарищ полковник?
— Вы спрашиваете, старший лейтенант, как будто первый год в уголовном розыске. Приедете на место — лучше поймете, почему. А пока вылетайте с заданием найти человека.
— Ясно, товарищ полковник.
— Тогда ни пуха ни пера.
Свой рабочий день управляющий обычно начинал с «домашней бригады» — с Табор, потом ехал в Осиновку, Сосновку и Дикую Гарь. В то утро, которое для Смородинцева стало последним, он почему-то нарушил свой обычай и начал с конца — с Дикой Гари.
— От нас Виктор Иванович уехал в двенадцатом, — сказал бригадир Кашин. — Дал добрый совет, пожурил малость — грех у меня тут случился накануне — и уехал в Сосновку. Я его не спросил, правда, куда, но повернул он в Сосновку, это точно.