Там, в центре мертвого села,
Она о вере в завтра
Стихотворение прочла
Из «Комсомольской правды».
Навстречу — гордость, и испуг,
И вздох, как гром обвала,
И чей-то звонкий выкрик вдруг:
«Товарищи, облава!»
Ее жандармам выдал гад,
Известный в том районе.
(Он стал сегодня, говорят,
Профессором в Бостоне.)
Суд скорый... Да какой там суд!
Со зла да с перетруху
Уже к березе волокут
Безумную старуху.
На шее — острая петля.
Рванулась из под ног земля...
Теперь глаза мои сухи,
Я плакал лишь в театре.
Прости меня за те стихи
Из «Комсомольской правды».
За то, что я но мог спасти...
За то, что я живу, прости...
Пришла на следующий день,
Не помня об угрозе,
Толпа потерянных людей
К истерзанной березе.
Зачем смотреть на мертвецов?
Но люди смотрят в муке —
И видят юное лицо
И розовые руки.
Кто объяснить сумел бы им,
Что верх взяла природа,
Что начисто отмыла грим
Ночная непогода?..
(И это чудо красоты,
Бессмертия начало,
Потом понтонные мосты
В тылу врага взрывало.)
...Воспоминаний голос тих.
И слышу в тишине я:
«Еще сыграешь молодых,
Старух играть труднее».
У ДЕРЕВНИ БОГАТЫРЬ
Поэма
Последний день июньской синевы...
В опасном направлении Смоленска
Колонна выползает из Москвы,
Вытягивается у перелеска.
Не утаишь, ее состав таков:
Полуторок — не меньше полусотни
И семь особенных грузовиков —
Над кузовом брезент углом высоким.
Что скрыто под неправильным углом,
Под этой геометрией условной?
Похоже на зеленокрыший дом,
На холм,
На стог, наметанный неровно.
Но мирные сравненья ни к чему.
Какой сегодня день войны?
Девятый.
Враг подступает к дому твоему,
Потерян Минск,
И Львов и Гродно взяты.
Столица собирает силы все.
Прощально поклонясь ее порогу.
Спешат войска на Минское шоссе,
На старую Смоленскую дорогу.
Но что это за воинская часть,
Длиннющий строй грузовиков трехосных?
Позвольте мне пока не отвечать
На штатские и детские вопросы.
В кабине первого грузовика,
Замучен суетой поспешных сборов,
Надвинул каску, сгорбился слегка
Артиллерист
Иван Андреич Флеров.
Мы были призваны в году одном,
Тогдашние — из молодых, да ранних.
Возможно даже, был я с ним знаком —
Теперь ведь все с героями на равных.
Романы, телевиденье, кино
Приблизили их подвиги и лица,
И все происходило так давно,
Что каждый превратился в очевидца!
Неправдой не унижу я свой стих,
О личных встречах здесь не будет речи,
Но я знавал товарищей таких,
Как этот капитан, Иван Андреич.
Я видел их на черном финском льду,
У переправ Тайпалеен-Иоки,
Наверное, в сороковом году,
А может быть, и раньше — на Востоке.
Такие выше жизни ставят честь.
Желаю здравья.
Прибыл.
Все в порядке.
Так точно.
Слушаюсь.
Понятно.
Есть!
Ладонь к виску — ив пламя без оглядки.
Не смею набиваться к ним в друзья,
Примазываться к их посмертной славе,
Но, может быть, как современник я
По следу их пройти сегодня вправе.
Товарищ Флеров в первый день войны
Стал командиром батареи этой.
Какой?
Здесь уточнения нужны,
Раскрытье устарелого секрета.
Начнем с того, что на моей земле
Из чащ дремучих силилась пробиться
Мечта о межпланетном корабле...
Сначала — чудо-сказкой о Жар-птице;
А в прошлом веке па стене тюрьмы
Оставил смертник чертежи ракеты,
Чтоб в наше утро
Из калужской тьмы
Открылся вид на ближние планеты.
Модели фантазеров молодых,
Фантастов из кружков Авиахима,
Шипели наподобие шутих,
К вселенной устремлялись в шлейфах дыма.
Еще дорога слишком далека
До лунных гор и солнечной короны.
Пусть звездные мечтания пока
Потрудятся на нужды обороны:
Ракеты раскаленное перо
Запрятано в конструкторском бюро.