...Я слышал над Выборгом рокот моторов,
Видал, как от крыльев темнел небосклон.
Их много летело. Не знаю, который
Из нашей усталости был сотворен.
ВОСПОМИНАНИЕ О ТАЙПАЛЕЕН-ИОКИ
Я много видел рек — и узких и широких,
Запомнится не каждая река.
Но есть одна река — Тайпалеен-иоки,
Она не широка, не глубока.
А было перейти ее труднее,
Чем жизнь прожить. Но нужно перейти!
Когда понтоны навели, над нею
Сплошной огонь открылся на пути.
Но люди шли — сурово, тихо, долго.
И каждый думал: «Я еще живу».
И волгарям не вспоминалась Волга.
Здесь было только то, что наяву:
Сквозь гром был слышен голос одинокий
Звал санитара раненый в потоке...
Тяжелую волну несла в века
Одна, одна Тайпалеен-иоки —
Холодная и быстрая река.
ВАРЕЖКИ
Может, в Колпине, может, в Рязани
Не ложилися девушки спать —
Много варежек теплых связали,
Чтоб на фронт их в подарок послать.
Украшали их ниткой цветною —
Славно спорился ласковый труд.
Всё сидели порою ночною
И гадали — кому попадут:
Может, летчику, может, саперу —
Много есть у отчизны сынов, —
Иль чумазому парню-шоферу,
Иль кому из бесстрашных стрелков.
А девчонка одна боевая
Написала из песни слова:
«Мой товарищ! Тебя я не знаю,
Но любовь в моем сердце жива».
И записку свою положила
В палец варежки правой она.
Много варежек послано было
В те края, где метель и война.
Получил командир батареи
Эти беличьи пуховички,
Что так нежно, так ласково греют,
Как пожатие женской руки.
Там лежала записка простая,
И бойцы прочитали слова:
«Мой товарищ! Тебя я не знаю,
Но любовь в моем сердце жива».
Командир эти варежки носит.
В днях морозных, ночах боевых
Покрывает их инея проседь,
Но тепло не уходит из них.
...Скоро, скоро одержим победу,
Поезд тронется в светлую рань.
Непременно тогда я заеду,
Может, в Колпино, может, в Рязань.
Чтобы после военной разлуки
Незнакомым спасибо сказать
И пожать эти верные руки,
Что так славно умеют вязать.
ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА
Войну мы не все понимали вначале.
И перед отъездом, немного грустны,
Друг другу мы встретиться обещали
В шесть часов вечера после войны.
Запомнив ту присказку хорошенько,
Мы мчались, винтовку прижав к щеке,
Сквозь вьюгу Карельского перешейка
На известью крашенном грузовике.
Шрапнель деревья ломает и ранит,
Снарядом расколоты валуны.
Мы здесь позабыли о том, что настанет
Шесть часов вечера после войны.
Любое письмо в истертом конверте
Могло оказаться последним письмом.
Мы все побывали так близко от смерти,
Что кажется — вовсе теперь не умрем.
Мороз был трескуч, и огонь был гневен.
Ужели мы встретиться не должны,
Сережа Диковский и Боря Левин,
В шесть часов вечера после войны?
Тот, кто пройдет по нашему следу,
По минным полям, быть может, поймет.
Какой ценой мы взяли победу,
Преодолевая гранит и лед.
И все же нам страшно и весело было
У взорванной крепостной стены,
И мы не заметили, как пробило
Шесть часов вечера после войны.
ГРОЗА
Хоть и не все, но мы домой вернулись.
Война окончена. Зима прошла.
Опять хожу я вдоль широких улиц
По волнам долгожданного тепла.
И вдруг по небу проползает рокот.
Иль это пушек отдаленный гром?
Сейчас по камню будет дождик цокать
Иль вдалеке промчится эскадрон?
Никак не можем мы сдружиться с маем,
Забыть зимы порядок боевой —
Грозу за канонаду принимаем
С тяжелою завесой дымовой.