Стал воздух сухим и тугим,
Штыки и приклады кровавы,
И гибнут один за другим
Защитники энской заставы.
Мучительный день наступал
Над берегом нашим горбатым,
И я без сознанья упал,
Должно быть, последним, тридцатым.
Очнулся... Земля на зубах,
Земля на плечах и на веках.
Я стиснут в объятьях ребят,
Тех, с кем попрощался навеки.
Не веря еще, что живой,
Собрав предпоследние силы,
Я землю пробил головой
И вылез из братской могилы.
БАЛЛАДА ТЮРЬМЫ ШПАНДАУ
Конечно, воспевать тюрьму —
Неблагодарная затея,
И не по нраву моему
Прикосновенье к этой теме.
Свободе яростно служа,
В крови двадцатого столетья,
Иду по острию ножа —
Тюрьму Шпандау берусь воспеть я.
Есть мрачный каменный квартал
В стеклянном Западном Берлине,
Он символом возмездья стал
На той опасной половине.
Тюремный замок.
По углам Стены —
Сторожевые вышки.
И днем и ночью стражу там
Несут вчерашние мальчишки.
Солдаты четырех держав,
Союзники по прошлой битве,
Сурово автоматы сжав,
Стоят, строги, как на молитве.
По месяцу, три раза в год,
Согласно принятому плану,
Для наших настает черед
Взять мрачный замок под охрану.
А в замке узник лишь один,
На все пятьсот тюремных камер,
На весь на Западный Берлин,
Один,
Как зверь, он в клетке замер.
Да, это был опасный зверь
Под именем Рудольфа Гесса.
Один остался он теперь
От Нюрнбергского процесса.
Не обкрутил он докторов,
Безумие изображая.
Да, он безумен и здоров —
Не от безумья змеи жалят.
Ходил он в первых главарях
В нормальном сумасшедшем доме
И зря,
По правде говоря,
Не разделил их общей доли.
Но, может быть, вердикт суда
Страшнее казни.
Пусть отныне
Десятилетья, не года,
По камере — туда-сюда
Он ходит в каменной пустыне,
Пусть позабудет мир о нем,
О черном узнике одном
В Шпандау, в Западном Берлине.
Пусть мир забудет.
Но должны
Об этом буром замке помнить
Седые дьяволы войны
В тиши своих уютных комнат.
Пусть их, в видениях ночных,
Придавит, словно тяжкий камень,
Что приготовлено для них
Еще пятьсот тюремных камер.
Промозглый холодок к утру.
Стоят на вышках наши парни
И по квадратному двору
Шагают медленно попарно.
Армейский плащ в росе намок.
Темны железные ворота,
Добротно смазанный замок
Защелкнут на два оборота.
Я не желаю никому
Такого тягостного груза:
Должна была воспеть тюрьму
Моя простреленная муза.
Солдаты встали на посты,
А вы забудьте эти стены,
Ступайте собирать цветы,
Искать лирические темы.
РАССКАЗ ГЕОЛОГА
Мы очутились в реденьком лесу,
В тылу непрочной обороны вражьей.
Я связанного «языка» несу,
Товарищи идут за мною стражей.
Когда мы с курса сбились в темноте,
Рассеяны недолгой перестрелкой,
Я карту сорьентировать хотел
И вынул компас с фосфорною стрелкой
Но стрелка будто бы сошла с ума:
Колеблется, и мечется, и скачет.
Стою, а надо мной смеется тьма.
И не могу понять, что это значит.
Мы выбрались... Мы фронт пересекли.
Дивизию рокировали к югу.
Однако не забыл я той земли,
Где компасная стрелка шла по кругу.
Хотелось возвратиться мне туда:
Открытье тайны — утоленье жажды.
...Пошли послевоенные года.
Я в институт проваливался дважды,
Но вновь сдавал, испытывая власть
Того, с безумной стрелкой, эпизода.
В геологоразведочный попасть
Мне удалось лишь с третьего захода.