Мать выходит за дверь,
Очи полны тоскою бездонной.
Что ей делать теперь,
Одинокой, босой и бездомной?..
Посидит на базу,
Где недавно мычала корова,
Да проглотит слезу,
Да на запад посмотрит сурово...
«Видно, доля така!» —
Горе-горькое ложкой хлебала,
Своего казака
На немецкой войне потеряла...
А последний сынок —
Вся надежда, любовь и забота —
По какой из дорог
Отступает под вой самолета?
Шли тяжелые дни,
И тянулись осенние ночи...
Ты мне счастье верни,
Изгони чужеземца, сыночек...
Наступила зима,
Недобра, как железо, студена.
Вьюга сходит с ума,
Заметает излучину Дона.
Слышен рокот и гром, —
Не бывает ноябрьского грома.
Чужеземцы бегом,
Все бросая, бегут мимо дома.
Ненаглядный, бедовый,
Заходит в курень, улыбаясь,
Полушубочек новый
На нем, как броня голубая.
Онемела сперва,
Покачнулась, платок прикусила.
Вдруг прорвались слова,
Что три месяца долгих носила:
«Ты не с той стороны —
Из-за Дона пришел ты, не прямо!»
«Да, дороги войны
Нелегки и извилисты, мама.
Мы их взяли в кольцо,
Мы от Клетской пошли по излуке...»
Он целует лицо
И землистые, старые руки.
Горек воинский труд.
Мы немало пожили на свете.
Всех нас матери ждут,
И для них мы по-прежнему дети.
ЗАКОН ТАЙГИ
1
Шел я берегом Амура,
Краем Дальнего Восхода,
Шел, пуская дым из трубки,
Чтоб комар меня не трогал.
Стыли черные березы —
Дети каменного века,
И мохнатые фазаны
Из-под ног моих взлетали.
...Это было так недавно,
И давным-давно, быть может.
Это было в годы мира,
В годы счастья и покоя.
Мне казалось — эти чащи
Никогда еще не знали
Ни походки человека,
Ни его веселых песен.
Вдруг раздвинулись лианы,
Будто сами расступились,
И бесшумно мне навстречу
Вышел маленький охотник,
В сапогах из мягкой кожи,
В шапке из осенней белки,
Вороненая берданка
На плече его висела.
Подошел и улыбнулся
Мне нанаец смуглоскулый.
Из раскосых добрых щелок
Черные глаза блеснули.
На сто верст вокруг, быть может,
Мы с ним были только двое,
Потому и подружились
Скорой дружбою таежной.
У костра духмяной ночью
Мне рассказывал охотник,
Что зовут его Максимом,
Что из рода он Пассаров,
Из нанайского селенья,
Где отец его и братья
В рыболовстве и охоте
Жизнь суровую проводят.
Он рассказывал о крае,
Где текут такие реки,
Что коль вставишь в воду палку,
То она не пошатнется,
Крепко сжатая боками
Рыб, идущих косяками.
Он рассказывал с улыбкой
Об охоте на медведя.
Восемь шкур на жерди сохнут
У него в селенье Найхен.
Я спросил тогда Максима:
«Ты медведя не боишься?»
«Нет, — ответил мне нанаец, —
У тайги свои законы.
Если зверь на поединке
Голову мою расколет,
Брат пойдет по следу зверя
И его догонит пулей».
Я запомнил эту встречу
В крае Дальнего Восхода,
Встречу с юношей Максимом,
Меткоглазым и бесстрашным.
Звезды яркие горели,
Выпь болотная кричала,
И на берег выбегала
Темная волна Амура.
2
Лед прошел по рекам трижды
С той поры. На нашу землю
Враг ворвался, сея горе
И пожаром полыхая.
Я забыл Амур далекий
И таежные прогулки.
Между Волгою и Доном
Нам пришлось с врагом сражаться.
По степям гуляла вьюга,
Волком воя возле Волги.
На врага мы шли облавой,
Леденя и окружая.
И однажды после боя
Мы в землянке отдыхали,
Валенки свои сушили.
Вдруг, откинув плащ-палатку,
Возле нас возник бесшумно
Маленький боец в шинели,
В шапке из осенней белки.
Он присел и улыбнулся.
Пламя сразу озарило
В узких щелочках живые,
Меткие глаза нанайца.