Я позже видел их тела
На окровавленной земле.
Пусть в землю гаубица вросла —
Снаряд последний был в стволе.
Шел бой на станции. Кругом
Железо, немцы, мертвецы.
Но новой школы красный дом
Решили не сдавать бойцы.
Окружены со всех сторон,
Они сражались. Здесь был ад.
Но эта школа — детский сон,
Уроки, пионеротряд...
Что значило отдать ее?
Ведь это значило отдать
И детство светлое свое,
И нас оплакавшую мать.
В разбитый телефон сипя,
Кровь растирая на лице,
Огонь «катюши» на себя
Безусый вызвал офицер.
Лишь чудом он остался жив.
Что думал он в тот страшный миг,
Себя мишенью положив.
Какую мудрость он постиг?
Об этом я его спросил,
Когда он выполз из огня.
Он отвечал: «Я был без сил,
В кольце сражался я два дня.
Но я поклялся победить,
Разбить врага любой ценой.
Так жадно мне хотелось жить,
Что смерть не справилась со мной».
Всю ночь бомбили Поныри,
Дорогу, станцию и мост.
Ракеты, вспышки, фонари
Затмили свет июльских звезд.
Но та лучистая звезда,
Что на пилотке носим мы,
Она не гаснет никогда,
При смене пламени и тьмы.
И вот остановился враг
В огне, в крови, в дыму, в пыли.
На поле танковых атак —
Столбы металла и земли.
Наверно, курский наш магнит
Притягивает их сюда.
И танк идет, и танк горит
И замирает навсегда.
И снова лезут. И опять
На танке танк, на трупе труп,
И надо биться, жить, стрелять,
Стирая пену с черных губ.
Гремели в долах и лесах
Бои с зари и до зари.
Орел и Курск — как на весах,
А посредине — Поныри.
Как вьюга, леденил врагов
Снарядов оголтелый вой,
Среди цветов, а не снегов
Нам было наступать впервой.
Иди вперед, воюй, гори...
После войны когда-нибудь
Вернись в родные Поныри,
Где начинал победный путь.
Пройди на станцию, на шлях,
Где страшный след сражений свеж.
Какая сила в Понырях
Железным сделала рубеж?
Здесь не было ни гор, ни скал,
Здесь не было ни рвов, ни рек.
Здесь русский человек стоял,
Советский человек.
КУРСКАЯ ДУГА
В тургеневских охотничьих местах
Воронки, груды мертвого металла.
Здесь за день по двенадцати атак
Отчаянная рота отбивала.
А как бомбили нас! Не говори, —
Такого в Сталинграде не видали.
Всю ночь качались в небе фонари,
Кровавым светом озаряя дали.
С рассветом «тигры» шли на нас опять
И вспыхивали дымными столбами,
И приникали мы, устав стрелять,
К горячей фляге пыльными губами.
А все же удержали рубежи,
В июльской битве оправдав надежды.
Окопы на полях примятой ржи
Проходят там, где проходили прежде,
И на скелете пушки «фердинанд»,
Прорвавшейся на курские пригорки,
Фотографируется лейтенант,
И над пилоткой нимбом — дым махорки.
ТРЕТИЙ ДОМ ОТ ВОКЗАЛА
Он летел на бомбежку того городка,
Где прошла его легкая юность,
Что была, как июньская ночь, коротка —
Улыбнулась, ушла, не вернулась.
Эту горькую цель слишком точно он знал,
Наизусть — не по карте-двухверстке, —
Привокзальную площадь и старый вокзал,
Переулочки и перекрестки.
Третий дом от вокзала — вишневый садок,
Разноцветные стекла террасы.
Не тебя ли будил паровозный гудок
В синеве предрассветного часа,
И не здесь ли ты сизых гонял голубей,
Забирался на крыши упрямо,
И не здесь ли родной неутешной своей
Ты сказал: «До свидания, мама!»
Ничего я не знаю — жива ли она.
Может, прячется где-нибудь в щели...
За тяжелые тучи уходит луна,
Самолеты заходят на цели.