И по скрижалям белых лестниц
С судьбою наперегонки
Бегу, жалея, что ровесниц
Не провожают моряки.
Пусть самым большим в жизни горем
Для воинов и их подруг
Такое будет!
Тишь над морем.
Лишь каблуков матросских стук.
МИНДАЛЬ НА МАЛАХОВОМ КУРГАНЕ
Бетон, размолотый
Огнем и холодом.
Траву и ту скосило ураганом...
Один миндаль, осколками исколотый,
Остался над Малаховым курганом.
Один-единственный
Стоял и выстоял,
Хоть раны и сочились и болели.
Он в годы мирные оделся листьями
И оказался посреди аллеи.
Цветеньем радуя,
За юность ратуя,
Как памятник победе и природе,
Он встал за персональною оградою,
Мешая экскурсантам на проходе.
А рядом — новые
Ростки кленовые,
Посадки президентов и премьеров.
Для сада мира стал первоосновою
Миндаль, служивший мужества примером.
Когда бы тополя,
Березку во поле
Или дубы за подвиг награждали,
Миндаль я наградил бы в Севастополе;
Да, он достоин боевой медали!
ЛЮДМИЛЕ СЕДНЕВОЙ
Я ничего не знаю о своем отце. Товарищи писатели, расскажите о нем.
Я знал, я знаю Вашего отца,
Могу и должен Вам о нем поведать.
Не в силах я забыть его лица:
Его черты — в чертах самой Победы.
Услышав первый грозовой раскат,
Он из села Нероновские Вески
В Калязинский ушел военкомат,
Не дожидаясь фронтовой повестки.
Мы отступали. Лил кромешный дождь.
В грязи, в крови мы долго отступали.
«Я так и не успел увидеть дочь,—
Сказал он мне однажды на привале.—
Вчера был бой, и завтра снова в бой,
Я должен заслонить ее собой».
Он ранен был — не помню, сколько раз,—
До срока убегал из лазарета
И снова шел, подбадривая нас,
Сквозь злой озноб промозглого рассвета.
Он был на Волге, дрался на Донце,
Стрелковых рот охрипший запевала.
О Вашем замечательном отце
Советское Информбюро писало,
Как Ваш отец непрошеных гостей
На запад гнал, отбросил за границу.
А дальше не было о нем вестей —
На то война. Ведь все могло случиться.
Но к нам сквозь фронт, сквозь орудийный залп
Еще в ту пору вести доносились,
Что средь героев итальянских Альп
Есть партизан по имени Василий.
Домой он не вернулся... То есть как?
Ужель погиб в последней перепалке?
Нет! С девочкой спасенной на руках
Он встал теперь в Берлине, в Трептов-парке.
И в Вене он стоит, солдат простой,
На пьедестале, в каске золотой.
Еще хочу Вас попросить в конце,
Хотя пронзает сердце боль сквозная,—
Людмила, на вопросы об отце
Не отвечайте никогда: не знаю.
ВЗЛЕТ В ВЕКА
Это все началось не сегодня, а раньше —
В низком рубленом доме, в калужской глуши.
Небосвод был таинственен, грозен, заманчив,
Звездный путь приоткрылся для русской души.
Начался этот подвиг от залпа «Авроры»,
От огней в Ильичевых лукавых глазах.
Нашим стартом к неведомым звездным просторам
Были звезды на шапках и на картузах.
Мы прошли по дорогам суровым и лютым,
Не ища и не ведая легких побед,
Сорок пятого года стихийным салютом
Открывалась для мира эпоха ракет.
Древний край небоскребов в трясучке военной,
Пропустив свое время, не понял свой век.
От соломенных крыш до вершины вселенной
Самым первым советский взошел человек.
О герое, прошедшем сквозь звездные бури,
Лишь немногое миру известно пока,
Что он летчик, майор, что зовут его Юрий
И что утром апрельским взлетел он в века.
Вот уж пишутся песни о нем и поэмы,
Но дороже всего ощущенье одно —
Будто с ним к апогею приблизились все мы,
То, что видел он, всем нам увидеть дано.
Он открыл человечеству трассу к планетам.
Знал — вернется, но был ко всему он готов,
И вернулся на милую землю Советов
В день последних снежинок и первых цветов.