По мере того как средние показатели коллективизации увеличивались, давление на местные власти — чтобы они встроили в общую линию строптивых «единоличников» — возрастало. До сего дня старожилы Герасимовки помнят, как то и дело увеличивались поборы («молоко ждай, мясо ждай, шересть ждай»). Но нежелание крестьян отдавать землю, ради которой они уехали с семьями за тысячи верст, оставалось непоколебимым. Большие расстояния между поселениями, разбросанными по труднопроходимым просторам, еще больше осложняли властям ситуацию[46]. Сообщения о неподчинении крестьян достигали районный центр только на вторые сутки, и требовался еще день для того, чтобы послать уполномоченного разбираться с проблемой. К тому же партийным руководителям заметно не хватало опыта, навыков работы и просто элементарной грамотности[47].
Недостаток знаний и опыта руководящей работы с лихвой возмещался энтузиазмом. Так, в местной печати и на партийных собраниях на районном и более низком уровнях все чаще стало употребляться слово «кулак». Оно использовалось почти исключительно как идеологический, а не экономический термин: «кулак» — значит классовый враг, и этот ярлык наклеивали направо и налево: саботажникам, хулиганам и вообще любому, чей социальный статус вызывал сомнение. Часто такие словесные нападки бередили еще не зарубцевавшиеся раны Гражданской войны, которая с яростной неистовостью пронеслась по этому краю и оставила по себе страшную память. В период между июлем 1918 и августом 1919 года Тавда находилась под контролем белых. В июле 1919-го они расстреляли тринадцать коммунистов; перед отступлением нанесли значительный ущерб товарной станции Тавда. Многие рабочие ушли в тайгу и там организовали партизанские отряды. Однако среди сельских жителей поддержка красных не была очевидной. С января 1921 года по всей Западной Сибири начались восстания крестьян. В марте жители деревни Тонкая Гривка, находившейся всего лишь в двенадцати километрах от Герасимовки, напали на шестерых красноармейцев, посланных конфисковать зерно, и пятерых из них убили{81}. При коллективизации распространилось выражение «кулаки-белобандиты»: раньше «белобандитами» называли только офицеров и солдат Белой армии, теперь же оно стало повсеместно употребляться в адрес саботажников, поджигателей и просто местных членов партии, до которых доходила очередь во время чисток[48].
«Классовая борьба» среди местного населения разгорелась не на шутку. Жертвой раскулачивания, проводящегося с неоправданной жестокостью и с полной конфискацией имущества, мог стать кто угодно, что, впрочем, характерно не только для этого района. В феврале 1930 года, например, приехавший домой с производственного слета лесник обнаружил, что хозяйство его разорено, а сам он признан кулаком. В том же месяце с другого раскулаченного крестьянина сняли его новые рубаху и тулуп, а взамен под издевательское улюлюканье надели поношенную телогрейку[49]. Случаи подобных злоупотреблений, а также драконовские штрафы, налагавшиеся не только на богатых, но и на бедных крестьян, безжалостное раскулачивание и продажа конфискованных вещей с целью личной наживы происходили еще в течение двух лет{82}.
При этом даже местные издания не напечатали ни одного материала о правонарушениях во время коллективизации. Сельское хозяйство, в любом его аспекте, мало занимало тавдинских журналистов. Как и в центральной прессе, акцент в районных органах печати делался на индустриализацию и достижения первой трудовой пятилетки. Само название тавдинской газеты, органа районного комитета коммунистической партии, отражает эти приоритеты. Газета, изначально выходившая под названием «Пила», превратилась сначала в «Тавдинскую лесопилку», а потом, в 1931 году, ей дали менее оригинальное, но более живучее название «Тавдинский рабочий». Местные журналисты были полностью поглощены событиями на лесокомбинате, поддерживавшем жизнь населения на реке Тавда и объединявшем лесопилку и деревообрабатывающую фабрику, которая производила фанеру и, с конца 1930-х, лыжи, лодки-плоскодонки и другой потребительский продукт. Газета, кроме того, публиковала резолюции руководства по развитию промышленности. Материалы на более маргинальные темы отражали городские будни и обычно подавались в оптимистическом ключе: открытие нового Дома культуры, строительство детских садов и небывалые успехи учеников образцовой начальной школы.
Урбанистическо-пролетарский уклон прессы сочетался с большой степенью нетерпимости по отношению к глубинке. Очерки о передовых колхозах сопровождались изображениями патриархальной деревни как мира, населенного косными и просто антисоветски настроенными личностями, которых необходимо взять под жесткий контроль и «СЛОМИТЬ ОППОРТУНИСТИЧЕСКИЕ РОГАТКИ», как призывала статья, опубликованная 30 ноября 1930 года, обличавшая крестьян в несвоевременной сдаче зерна. На кулаков возлагалась ответственность и за все несчастные случаи, происходившие в Тавде, например пожар в местном клубе в конце декабря 1930-го. И конечно, все газеты публиковали сообщения о кулацких нападениях на активистов, напоминая о коварности классового врага. Обычно репортаж об убийстве сопровождался призывом к фабричным рабочим требовать сурового наказания для преступников. Такие народные обращения публиковались в последующих номерах газеты.
46
Все информанты, с которыми я говорила в Герасимовке, подчеркивали, что именно ради земли их отцы и деды приехали на Урал: CK-Gerasimovka 1 CK-Gerasimovka 2.
47
В 1930 г. только десять из двадцати девяти «уполномоченных» в Тавде имели образование выше начальных классов (причем секретарь районного комитета комсомола, прокурор, судья и районный следователь не входили в эту десятку). Из них пятерым было за сорок и одной трети — тридцать или менее тридцати лет. Такая ситуация отражала картину в районе, где членство в партии было прерогативой молодого поколения: Список руководящих ответственных работников по состоянию на 1 июня 1930 г. по Тавдинскому району// ЦДОО СО, ф. 1201, оп. 1, д. 7, л. 49—51. Хуже всего с грамотностью обстояли дела в сельской местности, см., например, «Список личного состава всех членов и кандидатов ВКП(б) городищенской Ячейки», подписанный В. Ивановым (ЦДОО СО, ф. 1201, оп. 1, д. 7, л. 119); это материалы партячейки Малого Городища, которой подчинялись жители Герасимовки, пока в 1931 г. в ней не появилась собственная партячейка.
48
Например, в декабре 1933 г., во время чистки местных партийных органов, «Тавдинский рабочий» сообщил об обнаружении «волка в овечьей шкуре» — Иване Никитиче Кузнецове. Тот представлялся сыном пастуха, а на самом деле примкнул к армии Колчака; отговориться пытался тем, что сделал это по принуждению и использовал первую же возможность перебежать к красным. Всплыло также, что у его отца имелась своя литейня и что сам Кузнецов по-настоящему служил в Белой армии, пока не попал в плен к красным. Кузнецова исключили из партии (Чистка Тавдинской парторганизации // ТР. Декабрь 1933. №4. С. 1).
49
В середине августа 1932 г. Объединенное бюро комитета компартии Тавдинского района и Комитета партийного контроля приняло резолюцию, осуждающую случаи «отхода от партийной линии» («…имели место случаи грубых нарушений партийной линии»), в том числе драконовскую политику штрафов в адрес бедняков, а также кулаков, и массовую конфискацию крупного рогатого скота («во многих случаях у середняков и бедняков отбиралась последняя корова при наличии возможности замены мелким скотом»). Сюда же относились нелегальная конфискация имущества и продажа его и скота ради личной наживы, а также «голое администрирование при отсутствии массовой работы», то есть принуждение и насилие со стороны официальных лиц (ЦДОО СО, ф. 1201, оп. 1, д. 24, л. 57).