Этим он подражал бывалым солдатам — Курослепову, Власову, не раз ходившим в атаку.
Красные стены Инженерного замка багровели сквозь заснеженные деревья. Батальон свернул на пустой, насквозь продуваемый мчащимся с Балтики ветром Невский проспект.
На перекрестках озябшие милиционеры неуклюже отдавали честь офицерам батальона.
Где-то на крыше, под самым небом, тревожно гремел полуоторванный лист железа.
На Аничковом мосту не было дерзко взметнувшихся коней: их сняли и зарыли в землю в начале войны. Мост был сейчас плоский, низкий.
Романцов сидел на грузовике и, крутя цигарку, думал, что этот удивительный город, похожий теперь на театральную декорацию, останется в его памяти, как сновидение, как поэма, прочитанная в детстве и запомнившаяся на всю жизнь уже не словами, а пережитым в те минуты холодящим сердце волнением; что скоро он пойдет в атаку, и проверит свое мужество, и докажет всем, кто недоверчиво или подозрительно относился к нему, что он не счастливчик, как говорил однажды Подопригора, и не только хороший стрелок, но и герой, самый настоящий герой.
После обеда бойцы перемотали портянки, еще раз осмотрели оружие, оделись, а приказа выступать все не было.
Взвод лейтенанта Суркова занимал в Казачьих казармах, за Александро-Невской лаврой, огромную, как гараж, комнату с высокими, забитыми фанерой окнами и двумя железными печами. Бойцы курили, плевали на шипевшие стенки жарко гудевших печей и неторопливо, солидно беседовали. Они не упоминали в разговоре, что, может быть, ночью пойдут в бой. Это было бы неуместно.
— Почему не выступаем? — спросил кто-то.
Подопригора, молодцеватый, статный в плотно стянутой ремнем шинели, важно сказал:
— По улицам еще ходят мирные жители. Следовательно, выход батальона может быть замечен кем-либо из тайных агентов врага. Где же военная тайна?
Власов уважительно взглянул на него, вздохнул и хрипло пробасил:
— Все ты знаешь, старший сержант! Го-ло-ва!
— Светлая личность! — крикнули из темного угла.
Бойцы засмеялись.
В коридоре закричали:
— Товарищ Анисимов! Товарищ Анисимов!
Романцов спрыгнул с нар.
— Разве комсорг здесь? — Он выбежал из комнаты. — Товарищ Анисимов! Здравствуйте! Идемте к нам.
Он и не предполагал, что ему будет так приятно увидеть нескладного, сутулого Анисимова с его доброй улыбкой, с цыплячьей шеей, торчащей из воротника шинели.
— Едва догнал, — запыхавшись, сообщил Анисимов, щуря глаза. — Здравствуйте, товарищи! Сидите, вольно, сидите, пожалуйста!.. Только вечером разрешили в политотделе пойти с вами. Еле уломал подполковника.
Романцов понял, что Анисимов добровольно пошел с батальоном в бой. И он как бы невзначай приложил на мгновение щеку к холодному, шершавому рукаву его шинели.
— На почтовом автобусе добрался до Ораниенбаума. Повезло! — говорил Анисимов, потирая руки и усаживаясь у печки. — О чем толкуете, товарищи?
«Неужели он сейчас начнет проводить политбеседу?» — испугался Романцов.
— О чем солдату беседовать перед боем! — степенно и рассудительно сказал Власов. — О смерти — глупо, о жизни — смешно, о семьях — тоскливо! Чешем языки о пустяках. Спасибо Курослепову, читал газету: на Волге из фашистов кишки давят!
— А ты бы сказку рассказал, — укоризненно заметил Анисимов.
— Какую? — просипел Власов, ухмыляясь. — У нас Курослепов сказочник, да и он обмелел. Иссяк! Все вытряхнул из башки, что за жизнь накопил.
— Ну, я расскажу, — предложил Анисимов.
Солдаты так и заухали от радости. Мгновенно от соседней печки бросились к Анисимову бойцы. Они садились на нары, на подоконник, на пол.
А комсорг, улыбаясь, щурил близорукие глаза и говорил:
— Плотнее, товарищи, ближе! Чур, не курить, а то я сгибну.
Подошел угрюмый лейтенант Сурков, лег на нары позади Анисимова.
Приложив руку к щеке, Анисимов сделал печальное лицо и по-бабьи протяжным, тоненьким голоском начал рассказывать прочитанную когда-то давным-давно и запомнившуюся сказку:
— Жили-были дед и баба, был у них един сын. Год за годом катятся, родители постарели, ослабели и вскорости богу душу отдали. Остался парень сиротою. Живет-поживает, добра наживает, думает: «Надо мне жениться. Какую мне жену взять, в городе ли, в деревне ли, у соседей? Где достать верную жену?»
Раз идет парень берегом реки, гуляет. Девицы белье полощут, одна ему понравилась. «Вы какого рода, кто у вас отец, извиняюсь за нескромный вопрос?» — «Я бедного сословия. У меня отец сапожник». — «Пойдешь ли, девица, за меня замуж?» — «Какая я невеста? Я бедная, а вы человек с достатком».