Правда, на этом история с "Четеком" еще не закончилась. Вскоре после описанных событий в Москве вышла рекламная брошюра корпорации, где визит в Канаду был назван "крупным успехом", а также сообщалось, что канадский Центр по Разоружению "обсудил и одобрил" идею "Четека". Виктор Михайлов, тогдашний зам главы Минатома, направил эту брошюру с официальным сопроводительным письмом в ООН. В своем письме он обращался к этой международной организации с просьбой одобрить использование ядерных бомб для утилизации отходов.
Когда Сергей узнал о вранье, напечатанном в четековской брошюре, он тут же сообщил об этом Тарику Рауфу, одному из руководителей Центра в Оттаве. В конце 1991 года газета Торонто Стар напечатала обличительную статью Рауфа под названием "Советские ядерные планы: Новая бомба замедленного действия?"
Журналисты из Интернэшнл Геральд Трибьюн и Нью-Йорк Таймс, прочтя статью Рауфа, решили провести свои собственные расследования. Корреспондент Нью-Йорк Таймс, беседовавший с Джоном Лэмом, директором Канадского Центра по Разоружению, процитировал его слова по поводу оттавской презентации Дмитриева и его коллеги, доктора наук Чернышева: "Все присутствовавшие в зале думали, что перед ними выступают двое сумасшедших".
Статья в Таймс поставила советское правительство в дурацкое положение. Дмитриев внезапно уволился из "Четека", а Александр Фокин, вице-президент по внешним связям, сделал официальное заявление о том, что корпорация больше не планирует уничтожать ядовитые отходы с помощью ядерных бомб.
Сергей был очень доволен таким финалом. Правда, один вопрос оставался открытым. В очередной шифрограмме, отправленной в Центр, он напомнил тамошним генералам о ядерной бомбе, хранившейся на даче у Дмитриева. В ответ его заверили, что вся информация передана в соответствующие инстанции.
"Я не знаю, что они дальше сделали с той бомбой", — сказал Сергей, — "но сегодня я понимаю, что нейтрализация деятельности «Четека» — это тот редкий случай, когда КГБ сделал что-то полезное на благо человечества". Потом он добавил: "Визит московской делегации в Оттаву стал для меня тогда самым большим разочарованием. Я помню, как задавал себе вопрос: «Что же там творится, если советское правительство идет на такие необдуманные и отчаянные шаги, как продажа устаревших военных секретов через Кулакова и поддержка чете-ковских болванов?"»
15
Естественно, Сергей был не единственным, кого волновало то, что происходило в СССР в 1991 году. В то время весь мир внимательно следил за событиями в Москве.
17 июня 1991 года председатель КГБ Крючков и группа консервативно настроенных деятелей компартии под руководством премьер-министра Валентина Павлова попыталась остановить реформы Горбачева. Они попробовали осуществить политический переворот в Верховном Совете СССР, в то время высшем законодательном органе страны. Крючков и его единомышленники спешили потому, что за несколько месяцев до этого Горбачев разрешил Чехословакии, Венгрии и Польше выйти из Варшавского Договора. Сразу вслед за этим, во всех советских республиках стало набирать силу движение за независимость.
Поначалу Горбачев пытался бороться с демонстрациями и даже послал войска для разгона мирных протестов в прибалтийских республиках: Латвии, Литве и Эстонии. Но насилие лишь обострило ситуацию и нанесло ущерб репутации самого Горбачева в странах Запада. Хватаясь за соломинку, он предложил республикам ограниченную независимость при условии, что они останутся под "советской крышей", руководимые одним президентом, с сохранением общей международной политики и вооруженных сил. Так называемый Союзный Договор должен был быть подписан 20 августа 1991 года, и Крючков со товарищи хотели этому помешать. Они считали, что разваливать Советский Союз ни к чему и, если бы им удалось нейтрализовать Горбачева в Верховном Совете, они бы смогли, используя полученную власть, поставить взбунтовавшиеся республики на место.