Сергей знал, что большинство добровольных "помощников", являющихся в посольство или консульство, это психически больные люди или подсадные утки из ФБР. В то же время, даже один такой улов, как Джон Уокер, оправдывал наличие и содержание этой секретной квартиры.
Из всех офицеров СВР, работавших в миссии под его началом, Сергея больше всего раздражали сотрудники линии ВКР. Все из-за абсурдной ситуации, эдакой уловки-22, возникшей по вине Центра. Основной задачей офицеров ВКР было перевербовывать агентов ФБР и ЦРУ. За иностранными дипломатами и всеми остальными охотились люди из линии ПР. В то же время, в СВР строго соблюдалось правило, согласно которому, всем офицерам СВР запрещалось даже разговаривать с агентами американских спецслужб. То есть, как только русский разведчик понимал, что беседует с сотрудником ФБР или ЦРУ, он должен был моментально замолчать и тут же ретироваться. "По сути дела, людям из ВКР запрещалось выполнять их первоочередную задачу," — рассказывал Сергей.
Правда, в резидентуре были умельцы, которые, не нарушая требований СВР, умудрялись добывать информацию о своих американских коллегах. Например, кто из агентов ФБР занимается контрразведкой, а кто — прозаичными ограблениями банков. Спецы из ВКР даже составили целый список номеров машин, на которых ездили фэбээровцы. Это был тот случай, когда Сергей был приятно удивлен результатами работы своих подчиненных. Если он называл имя агента ФБР, то почти сразу Сергею на стол ложилась увесистая папка с подробной биографией этого человека.
Увы, таких толковых сотрудников в ВКР были единицы. Большинство из них занимались тем, что искали компромат на своих соотечественников, работавших в миссии или консулате. "Они сообщали в Центр, что установили слежку за "чистым" дипломатом, мотивируя это его странным поведением. На самом деле, все это было плодом их воображения, необходимым для того, чтобы оправдать свое существование мнимой борьбой с несуществующими шпионами."
С самого начала работы Сергея в Нью-Йорке у него сложились хорошие отношения с главой ВКР Юрием Ермолаевым, отчасти из-за того, что они оба оказались вовлечены в скандал со Степашиным и якобы попыткой продажи секретных инструкций по слежке за американской агентурой в России. Сергей как-то сразу зауважал Ермолаева за то, что тот решился послать сверхсекретную депешу непосредственно директору Примакову. Однако позже, когда все улеглось, Сергей заметил, что Ермолаев по натуре был довольно нерешительным и пугливым человеком, всегда пытавшимся под различными предлогами похоронить любую инициативу, которую продвигал Сергей.
Как-то Ермолаев сообщил в Центр, что каждый раз, когда его офицеры покидают здание миссии, в слежке за ними бывает задействовано до пятидесяти автомобилей ФБР. Сергей этому не поверил и возразил коллеге, что даже ФБР не может позволить себе выделять не это дело столько людей. Через год Центр распространил среди своих сотрудников аналитический доклад об уровне риска, которому подвергаются российские разведчики за границей. Как только Ермолаев получил копию доклада, он ворвался в кабинет Сергея, потрясая ее в руке, со словами "Я же тебе говорил! Исследование все подтверждает! Мои ребята каждый день рискуют оказаться в лапах ФБР!"
Рассказывая эту историю, Сергей рассмеялся: "В Центре выудили эти пятьдесят машин ФБР из сообщения Ермолаева, а этот идиот стал стращать себя своей же выдумкой, вроде собаки, гоняющейся за своим хвостом."
У Лены Ермолаев тоже не вызывал особого уважения, а его жена — тем более. Однажды, она пригласила Лену на чашку чая. "Эта дама сразу стала жаловаться на то, что не может свободно дышать в США, на отсутствие культурной жизни в Нью-Йорке," — рассказывала потом Лена. "И постоянно повторяла, как она скучает за своей любимой Россией. Короче, типичные речи советского человека, попавшего в капиталистическую страну. Дальше — больше, она мне заявила: 'Лена, ты должна организовать вечеринки для жен офицеров СВР и дипломатов. Будет очень удобно следить за их настроениями и за тем, насколько они верны своей Родине! А если кто скажет что-нибудь не так, сразу доложим куда надо."