Отчетливо, из конца в конец плаца, зазвучали голоса команд…
Строевой смотр длился четыре часа, накалил нервы солдат и офицеров, а в батальоне связи не обошлось без досадного и скандального недоразумения.
Роту Ермакова проверял толстый, кругленький подполковник, очень придирчивый и, как выяснилось впоследствии, бывший помпохоз кавалерийского полка. Солдаты между собой успели окрестить подвижного толстяка безобидным именем Колобок.
Колобку сразу не понравилось, что у пятерых солдат новенькие носовые платки успели побывать в употреблении.
— Это называется невыдержанность, — сказал подполковник капитану Ермакову. — И если хотите, неуважение. Ясно? Ведь они знали, что будут показывать платки старшему начальнику…
Капитан пожал плечами: вступать в пререкания с поверяющим запрещалось, да и вряд ли имело смысл.
— Ну, а теперь проверим, как они знают текст присяги, — сказал подполковник. — Вот вы, правофланговый, расскажите!..
Правофланговый Никитенко едва успел засунуть в карман помятый платок.
— По-моему, это не политично: после платков — присягу, — заметил поверяющему Ермаков.
— А вы не учите, капитан, — ответил Колонок. — Вы под стол пешком ходили, а я не на таких смотрах бывал — на кавалерийских — ясно?
Никитенко заплетающимся языком, сбивчиво стал читать присягу. «Вступая… ряды… Беречь военное имущество… Не жалея крови и жизни…»
У Климова, стоявшего в шаге от Никитенко, от стыда выступили слезы.
— Что, лейтенант, стыдно за таких солдатиков? — Колобок приподнялся на носках и кивнул как бы свысока на огромного, вспотевшего от старания и натуги солдата.
— Никак нет! — ответил Климов, дерзко глядя в лицо подполковнику.
«Крови и жизни…», — в третий раз повторил Никитенко. — Пусть постигнет суровая кара…» Колобок будто и не заметил дерзости Климова, он явно наслаждался, слушая, как молодой солдат путается и коверкает святая святых.
Все было иначе в душе Климова, чем полчаса назад, когда он восторженным взглядом провожал боевое красное знамя дивизии. Теперь его удивляло спокойствие и неуместная выдержка Ермакова.
Колобок входил в раж. После проверки вещевых мешков он насел на взвод Климова — на молодых солдат. Вспотевший не хуже новобранца, он сам подавал команды взводу.
— Запевай! — кричал он. — На месте! — И солдаты топтались на месте. Песня не удалась: запевала взял высоко, испуганно-тонким голосом; и шеренги солдат, подхватывая припев, будто враз осипли.
— Крр-руго-ом ар-рш! — раздавался на весь плац ликующий голос бывшего помпохоза.
— А теперь — р-рассыпным строем — ясно? — кричал он солдатам. — Внимание! Конница справа, взво-од, к бою!
Солдаты резко поворачивались на ходу и разбегались, с карабинами наперевес, в неровную цепочку. Климову, одиноко стоявшему в стороне, оставалось лишь удивляться: подполковник вспоминал команды едва ли не суворовских времен, а солдаты действовали теперь без всякого замешательства и даже с каким-то разумением. Кажется, крикни им Колобок: «Взвод, слева боевые слоны!» — и они бы нашлись, как поступить со слонами. Там, среди солдат, был сержант Крученых, а он-то личным примером мог показать, как расправляться с любым зверем.
…Случай помог Климову забыть обиду на Колобка… Два самых важных в этот день человека, два генерала — командир дивизии и глава инспекторской комиссии, — прохаживаясь вдоль плаца, остановились неподалеку от Климова. Он услышал их разговор. Они тоже наблюдали за Колобком.
— Лихо разливается. Ну и голос! — усмехнулся комдив. — Так разливаться только штабисты умеют. Стосковались в кабинетах!..
— Ну-ну! Штабистов не тронь — сгоришь! — ответил глава.
— Конечно, если ты и конницу привез. Где уж мне с танками против лошадок!
Инспектирующий генерал досадливо крякнул:
— Издеваешься?.. Успеем и танки твои посмотреть. И броня не спасет, если что…
Он замолк внезапно, и Климов понял, что генералу тоже неловко за Колобка, но он почему-то не знает, как теперь поступить.
— Романтик конницы, — вздохнул инспектирующий. — Безнадежный романтик героической, но все же старины. Жалко. Знал его лихим кавалеристом, рубакой… А железного коня оседлать не смог, не захотел…
— Знавал таких. Романтиков старины, новаторов наоборот. Но у меня в дивизии их нет, — сочувственно и в тоже время недвусмысленно заметил комдив. Уязвленный инспектор резко повернулся и приказал подоспевшему адъютанту:
— Подполковника Шпыня — ко мне!