— Не отпущу, пока не примете зачета! — пошутил майор Железин.
Тесная будка наполнилась ровным, шмелиным гудением нагревающейся аппаратуры; вспыхнул и стал переливаться красноватым сиянием выпуклый неоновый глаз «Циклопа».
Климов старательно объяснил назначение многочисленных рукояток, стрелок, лампочек… Вспотел; в будке было не жарко, но рядом, близко, как никогда, дышал майор Бархатов.
— «Казбек», я — «Вулкан», — позвал Климов в микрофон. — Как слышите?
Потом, пользуясь тем, что в будке трудно повернуться глазами к начальству, сказал:
— Я схожу на «Казбек»… Барахлит. А вы следите за этой стрелкой. Чтобы не отклонялась за красную черту…
— Слушаюсь! — сказал Железин, надевая наушники.
— Проще пареной репы, — усмехнулся Бархатов. — Что они там, на «Казбеке»?
…«Казбек» стоял в кустах, в сотне шагов от «Вулкана». На «Казбеке», где собрались взводные, Артанян рассказывал анекдоты. Из аппаратной будки доносился его характерный акцент:
— …Мы академиев не кончали… Два класса церковноприходской школы и девятнадцать лет командирской учебы. Девушка спрашивает: «Читать умеете?»
Климов обиженно прервал рассказчика:
— В чем дело?
— Растем над собой, товарищ руководитель! — офицеры с шутливой почтительностью вытянулись перед Климовым. Кто-то ударился головой о потолок будки — кажется, Лобастов.
— Почему же у вас… — Климов не сумел настроиться на шутливый тон. — «Вулкан» вызывает, а вы…
— Потому что о вас соскучились, товарищ руководитель, — объяснил Артанян в том же почтительном тоне. — Небось и вам надоело с начальством?.. А связь, пожалуйста!.. — Он повернул черную блестящую рукоятку, и в наушниках оглушительно забился знакомый и непохожий голос замполита.
— «Казбек», я — «Вулкан». Как слышите?
— Я — «Казбек». Слышу отлично, — ответил Артанян и, закрыв микрофон ладонью, прибавил: — Опасно для барабанных перепонок!..
Поведение Артаняна на командирских занятиях показалось Климову, по меньшей мере, странным. Хотя и вызволил его Артанян из тягостного плена — общества начальников… Но зубоскалить, издеваться? Когда и над чем?.. Или потому, что скоро в академию, а на батальон — наплевать?
Вечером, в палатке, Артанян сам напомнил об утренних занятиях:
— Ты и солдат своих так учишь? — спросил, как бы между прочим.
— Как? — не понял Климов.
— А так. На сокращенных дистанциях. Зачем «Циклопы», если можно просто кричать. Как в кино: «Эй, Охапкин, сними трубку! Говорить будем!»
Климову не пришлось утруждать себя объяснениями. Артанян сам прекрасно знал обо всем. Он давно и глубже, чем Климов, невзлюбил майора. Разве таким должен быть командир? Бумажная крыса, а не начальник, этот Бархатов!.. А о технике как он судит? По числу неоновых лампочек и никелированных пластинок? Ермакову так и сказал: «Видите, как здесь все отполировано, а вы хотите целую роту учить!»
Климов не ожидал, что сам вступится за майора:
— Но все же он по-своему добросовестный…
Артанян даже скрипнул зубами, но Климов оградил себя нескромным вопросом:
— Ты ведь, Артанян, кандидат партии?.. Почему вы, партийцы — офицеры, молчите? Дело ведь не в том, что он не Баграмян, а в том, что мешает учить людей. Объективно — вредит боевой готовности.
Артанян пробовал отшутиться:
— Потому, что он добросовестный… Не пьет, не курит. И законно оформил развод с первой женой.
— А если серьезно?
— Кому надо, те не молчат… — сказал Артанян задумчиво. — Ты заметил, как изменился Бархатов в последнее время?..
— Н-нет, — неуверенно ответил Климов, потому что — опять-таки! — предполагал другие причины.
Смешно, глупо видеть во всем одну только Валю… «Значит, он не из-за нее… нервничает майор… Значит, все-таки он добросовестный, бескорыстный, если его ругают, а он все-таки стоит на своем…»
В который раз хотелось Климову заговорить с Артаняном о давешней его шпаргалке, но — чувствовал шаткость своей позиции и не решался. Артанян же, увидев в палатке портрет Машеньки, сначала только и произнес:
— Здравия желаю, товарищ Маша!
Чувство превосходства над собственным начальством унизительно для молодого честолюбия. Ведь дело не просто в технической неграмотности… Климову казалось, что свое унижение он вымещает, встречая Валентину Юрьевну: некоторое время он был подчеркнуто холоден со своей партнершей. На одной из репетиций руководитель сделал им замечание:
— Очень холодно. Очень. Никакого огня! Нужна улыбка. И — смотрите друг другу в глаза!