Неизвестно откуда, весь батальон знал, что Маша — студентка из Москвы, их сестра по специальности, что она едет на целину с добровольческим комсомольским отрядом и что ей дали вроде увольнительной — на шесть суток — чтобы повидаться с командиром третьего взвода. Капитан Ермаков даже внушение сделал Климову:
— Послушайте, ее с целины отпустили. Понимаете — с целины! А вы после занятий торчите в роте!
Капитан ошибался. Климов рвался к Маше каждую минуту, потому что ни с чем не сравнимо это — быть с нею…
Не всякая туча обещает ненастье, тем более — в погожую солнечную пору. Ну, а хороший ливень просто никому не страшен — ему радуются.
Именно из-за ливня Климов с Машей очутились на даче майора Бархатова. Это произошло после генеральной, последней репетиции самодеятельности.
Компания собралась шумная и пестрая — в основном, «артисты», не остывшие после сцены, еще больше разгоряченные захватившим их дождем, некоторые еще в костюмах, трое вообще штатские, среди них пожилой танцмейстер и красивый, крепкий черноволосый мужчина, представленный как художник, гость и двоюродный брат хозяйки.
Отсутствовал лишь хозяин — майор Бархатов. После репетиции генерал пригласил на рыбалку всех желающих — и майор поехал.
— Представляю, как ваш майор полезет в воду! — сказала Климову Валентина Юрьевна. — В июле он спит под ватным одеялом!..
Сказала и улыбнулась своей обворожительной улыбкой Маше и художнику, стоявшим рядом и слышавшим ее. И до каждого дошло какое-то двойное значение фразы.
Художник ухмыльнулся, словно ему польстили.
Маша вскинула на хозяйку удивленный взгляд, потом перевела его на Вадима, будто спрашивая причину, позволяющую так говорить.
Климов почувствовал беспокойство Маши, но был далек от того, чтобы заподозрить хозяйку в дурном умысле. Лейтенанта больше покоробила довольная ухмылка брата-художника: в присутствии этого штатского был оскорблен не только супруг, но и командир…
— А что? — сказал Климов бодро. — На озере сейчас красота. Верно, Маша?.. Генерал умеет выбрать времечко…
На этот раз художник ухмыльнулся при слове «генерал»…
За стол не садились. Завели патефон. Кто-то танцевал фокстрот. Бутылка портвейна перешла из угла в угол и пустая исчезла. Климова начала тяготить атмосфера этого дома, но за окнами все еще хлестал ливень, и лейтенант не решался предложить Маше уйти.
Художник угадал нетерпение Климова броситься в спор. Довольный и спокойный, он чувствовал свое преимущество и — скучал.
— Насчет рыбалки — это интересно. Мне кажется, военный человек полезет не только в воду… ради карьеры…
— Вам кажется? — Климов побледнел. Прикосновение Машиной ладони заставило разжаться стиснутый кулак.
— Я говорю о карьере в хорошем смысле слова. В смысле движения вперед, если хотите…
— Каждое слово имеет определенный смысл…
Такого геройского отпора художник не ожидал. Подраться с этим юнцом лейтенантом вовсе не входило в его намерения. Он предпочел бы… чтобы к его словам не придирались, чтобы никто, кроме хозяйки дома, не замечал тонкой язвительности. Валя — сообразительная и преданная женщина — давно и глубоко его понимает, но он начал слишком дерзко, вызывающе, и другие тоже его поняли.
— Вы не любите военных? — прямо спросила Маша.
— Как можно не любить защитивших тебя от непогоды? — художник улыбнулся. — Но если быть честным… Я не всегда их понимаю. И погостить приехал, чтобы узнать поближе…
В разговор вмешался танцмейстер:
— Уверяю вас, вы измените свое мнение в лучшую сторону…
Климов молчал. Адвокатская речь танцмейстера казалась ему чересчур умилительной. «Одаренность сочетается с мужеством, а дисциплина обеспечивает достижение цели. О, это особенные люди!..» Никакие не особенные. Обыкновенные. А вот кто он такой, этот двоюродный брат хозяйки, чтобы кто-то был страшно заинтересован в его мнении? Ах, вот он сам объясняет…
— Нет, я скромный декоратор. Для себя пишу пейзажи. На выставку? Боже упаси! Мое, извините, время не пришло… Но если бы, например, меня привлекла военная тема…
Климов заранее сжал кулаки. Маша зашептала: «Пойдем. Дождь кончился. Скучно. Я уже слышала таких: «если бы я», «если бы меня». Их время никогда не придет…»
И он пошел бы, он уже встал, держа Машеньку под руку, но его остановил вдохновенный голос художника:
— …Необходимо понять тенденцию. Армия бесперспективна. Гуманизм отрицает войну, а следовательно, и армию. Среди людей, обеспокоенных судьбами человечества, складывается определенный взгляд на военную профессию…