От прелой травы, укрывавшей землю, поднимался пар. В небе метались ласточки.
Ручьи пенились на перекатах белыми гривами.
Несчастье случилось в половине первого. Силин насыпал четыре ковша грунта, но в тот момент, когда он поднял последний, пятый ковш, заело кран. Силин выскочил из кабины и, покраснев от досады, побежал смотреть, в чем дело. И в эту минуту кран сработал, ухнул вниз, зацепив ковшом экскаваторщика. К Силину, лежавшему на траве, которая начинала краснеть от крови, протиснулся доктор Зия Куниятов.
- Если через час его доставить ко мне в больницу, он будет жить.
Антона Силина подняли и понесли к паровозу. Старик Силин, увидав окровавленное тело сына, стал белый как снег.
- Ты чего, Антон? - робко спросил он.
Сын молчал.
- Да что ты, Антоша?
Антон открыл глаза, взглянул на отца и снова зажмурился.
И в ту же секунду Силин-отец почувствовал, как в сердце вошла боль. Она растеклась по груди несносным жаром, и Силин тяжело грохнулся, подломив под свое грузное тело правую руку.
У доктора Зии затряслись губы. Он пощупал холодную руку старика, приложился ухом к груди и сказал:
- Это инфаркт.
Все посмотрели на помощника машиниста Ивана Брежко. Тот старательно вытирал концами руки, измазанные в масле. Никто не произносил ни слова. Никто не имел права ничего говорить, потому что на транспорте существует устав. ПТЭ. Правила технической эксплуатации. Это очень мудрые правила. Один из пунктов гласит, что паровозом может управлять только машинист. Помощник обязан подбрасывать уголь в топку, следить за приборами и выполнять все приказания машиниста. Виновные в нарушении правил несут суровое наказание.
Комсомольский секретарь Иван Брежко перестал вытирать пальцы, бросил промасленные концы на землю и сказал кочегару:
- Пойдем, Юрок.
Люди ни о чем не спрашивали. Все поняли, что комсомольский секретарь пошел на нарушение ПТЭ.
Иван Брежко работал с Силиным всего двадцать дней. Он вообще-то всего двадцать дней, как стал помощником машиниста. Все эти двадцать дней Иван наблюдал за тем, как старик Силин передвигал реверс, устанавливал засечку, открывал регулятор. Но никогда Иван не думал, что сделать эти три движения так страшно, так мучительно страшно. Даже на велосипед впервые страшно садиться. Иван почему-то вспомнил, как лет десять тому назад к нему в пионерлагерь приехал отец. Иван тогда не умел ездить на велосипеде, и ребята дразнили его за это "Небесным тихоходом".
Отец спросил:
- Хочешь, научу в один присест?
- Хочу, - ответил Иван.
- Ну, пошли, - сказал отец.
- Пошли, - согласился сын.
Они взяли у пионервожатой велосипед. Иван взобрался в седло и попросил:
- Только крепче держи, папка.
- Ладно.
- А то упаду.
- Не упадешь, - ответил отец и крикнул: - Жми! Иван нажал на педали и завалился на бок. Отец поддержал его. Иван нажал на педали еще сильней и поехал.
- Ох, здорово! - воскликнул он. - Пап, смотри, как здорово!
Отец молчал. Иван обернулся и не увидел отца. Он растерянно завертел рулем и упал. Поднялся, развернул велосипед, сел в седло и поехал обратно. Отец сидел, закинув ногу на ногу, и посмеивался.
"Сейчас мне нельзя падать, - подумал Иван, прежде чем подойти к реверсу, - просто никак нельзя".
- Еще уголька, Юрок, - попросил он кочегара, - еще, дорогой!
Высунувшись из окошка паровоза, он крикнул:
- Заносите людей! Едем!
Все видели, как паровоз резко взял с места. Потом встал. Снова рванулся. Люди кусали губы, потому что представляли себе, как переносят эти рывки отец и сын Силины. Паровоз зло зашипел и оттолкнулся от рельсов толстой струей белого пара.
Колеса начали вращаться все быстрей и быстрей. Паровоз пошел в поселок, где была больница.
Прораб и доктор Зия сидели рядом с белым стариком Силиным. Антон повернулся на бок, чтобы никто не видел его лица.
- Потерпи, старина, - сказал ему прораб, - пожалуйста, потерпи.
- У, зараза! - прохрипел Антон. - Плечо рвет! Мочи нету!
Доктор Зия мельком взглянул на часы и покачал головой: прошло уже больше двадцати минут, а паровоз только что тронулся с места.
- Спокойно, доктор, - улыбнувшись, сказал прораб, - мы успеем. Верно, Антон?
- О, слушай! -вскипел доктор Зия и взмахнул руками.
Его, доктора с трехмесячным стажем, всегда бесило прорабское медлительное спокойствие. Сейчас это спокойствие казалось доктору Зие особенно неуместным.
- Антон, - спросил прораб, - ты чего?
- Ничего, - прохрипел тот и сплюнул кровь, - потерплю! Ты, доктор, не волнуйся.