— У меня… свой ключ, — тихо сказал Егор и протянул ключ директору. — Вот он.
Колесов взял ключ:
— Хороший! Чистая работа. Откуда он у вас?
— Самодельный.
— Кто смастерил?
— Сам.
— Вы же формовщик, а этот ключ, сразу видно, делал слесарь.
— Правильно, Иван Захарович, — подтвердил Гущин. — Конечно, слесарь.
— Нет, не слесарь, я сам сделал. Меня ребята научили слесарничать. Вы не думайте, товарищ директор, что кто-то виноват, я сам сделал. Вот честное слово!
— То, что вы интересуетесь и слесарным делом, похвально. Даже очень похвально. Правильно поступаете. В жизни все пригодится. Но сейчас дело не в этом, а в нарушении правил внутреннего распорядка, в нарушении дисциплины. Понимаете? Придется на вас, Бакланов, наложить взыскание… А у других ребят из вашей комнаты тоже есть ключи?
Бакланов растерялся еще больше и, слегка заикаясь, торопливо ответил:
— Нет, товарищ директор, ключ только у меня. А у… у ребят нет. Я вам точно говорю.
— Ни у кого?
— Ни у кого, товарищ директор.
— Но они знают о вашем ключе?
— Знают… Нет, нет… Не знают… Никто не знает, — отводя взгляд и запинаясь, заговорил Бакланов.
— Как же это получается, — спросил Селезнев, — живете в одной комнате, а друг о дружке не знаете?
— Я им просто не говорил, что у меня есть ключ. Никто не знает, товарищ мастер.
— Ну хорошо. Все понятно. Идите в клуб, — сказал Колесов.
— Дмитрий Гордеевич, Бакланов второй год в вашей группе. Вы, конечно, знаете его лучше, чем любой из нас. Так вот скажите, как по-вашему: правду он говорит или обманывает? Я имею в виду разговор о ключе. Я не верю, чтобы мальчики жили в одной комнате и не знали… Не верю. Похоже, что он лжет. А?
Селезнев не успел ответить.
— Эх, товарищ директор, — сказал Гущин, — ведь Бакланов из мазаевцев, а когда дело касается кого-нибудь из них — трудно разобрать, где правда. Ребята особые — одним словом: и верь и оглядывайся. Да, у них такая дружба, что один другого не подведет. Одним словом, круговая порука. Водой не разлить.
— Иван Захарович, разрешите мне, — вмешался в разговор Батурин.
До сих пор секретарь комитета комсомола молча стоял у окна, прислонившись к стене, и внимательно слушал, поглядывая то на одного, то на другого из собеседников. Был он высок, с широкими, богатырскими плечами. На его крупном, грубоватом лице черная повязка закрывала правый глаз. Стройность и четкость движений выдавали в нем военного. Выглядел Батурин гораздо старше своего возраста: глядя на его седые виски, трудно было поверить, что ему недавно исполнилось всего лишь двадцать три. В училище все знали, что Григорий Иванович был на передовой, командовал стрелковым взводом, потом попал в госпиталь и, выйдя оттуда, пошел работать в ремесленное номер три.
— Я вот что думаю, товарищи. Уж если ключ появился даже у Бакланова, то как хотите, а ключи есть и у всех жильцов комнаты. Заводила в этом деле, конечно, не Бакланов.
— И мне так кажется, — подтвердил Колесов.
— Я уверен в этом. А Бакланов сейчас рассказал то, о чем договорились все четверо.
— Или что приказал говорить Мазай, — подсказал Гущин.
— Правильно, — согласился Батурин. — А вообще, мне кажется, эта восьмая группа должна стать предметом особого разговора.
— Это почему же? — удивился Селезнев. — Почему у вас такое настроение вдруг появилось, товарищ секретарь?
— Мнение о группе у меня сложилось не вдруг, а постепенно. Говорю откровенно — не нравится она мне.
— Аргумент убедительный, — с иронией сказал Се-лезнев. — А мне наоборот — нравится. И все. Да-да, нравится!
— Это всем давно известно. Вы всегда се хвалите, Дмитрии Гордеевич. А хвалить-то и не за что. Средненькая группа. А среднее, как вам известно, не образец. И не потолок.
— Верно, Григорий Иванович, — поддержал Колесов. — В группе недостатков — хоть отбавляй.
— Я всегда об этом говорю, да вот не все хотят слушать. А Дмитрий Гордеевич даже спокойно говорить иа эту тему не может. Мне, например, дисциплина в группе не нравится.
— Дисциплина? Ну что ж… Правильно, бывают в группе мелкие нарушения, — согласился Селезнев. — Так тут опять же не вся группа виновата, а всего несколько человек — вот эти самые ребята, четверка, что живет здесь. Ну еще, может, три-четыре человека найдется. Зато в цеху они — орлы. Поищите таких — не скоро найдете!
— Согласен с вами, Дмитрии Гордеевич, — сказал Батурин. — Полностью согласен. Но если бы не они, эти самые ваши «орлы», совсем другой была бы и группа. Плохо они влияют на товарищей! И не только в своей группе. Берите гораздо шире.