— Так ведь хорошим старостой не так-то просто и быть.
— Это мы всё проверим, — сказал Иван Андреевич строго, хотя в глубине души уже гордился сыном.
— А физически как он? — спросил, поднимаясь со стула.
— Вполне здоров.
— Это мать интересуется, — пояснил Иван Андреевич, — а мне главное — морально. Воды у вас можно попить?
Девушка дала ему воды, и пока он пил, ему хотелось, чтобы она еще что-нибудь рассказала про Петра.
— Работает ваш сын по третьему разряду. — Она пояснила, что в первом году обучения получить больше третьего разряда нельзя.
Иван Андреевич потрогал усы.
— Это нормально, — сказал он. На сына он всё-таки был в некоторой обиде: мог бы и сам подробнее писать домой о своих делах и не заставлять отца расспрашивать.
Попрощавшись с девушкой, он спустился во двор и сказал жене:
— Идем к Петру.
— А где он сейчас, Ванюша?
— Где положено, — в мастерских.
Идя через длинный двор и приноравливаясь к частым беспокойным шагам жены, он говорил:
— С мелочами к нему не привязывайся. Не маленький. Чтобы потом от товарищей не было стыдно.
Он искоса посмотрел на жену, увидел, что она волнуется, да и сам он был взволнован, и ему захотелось ее успокоить. Он дотронулся до ее руки.
— Сына твоего, Катя, пока не ругают.
Она радостно взглянула на него, ожидая продолжения, но он сурово добавил:
— По предварительным сведениям. Самим надо посмотреть.
— Здесь-то побольше нашего понимают, — рассердилась вдруг жена.
— Больше нашего никто не может понимать, — терпеливо объяснил ей Иван Андреевич. — Потому что ты ему мать, а я — отец.
Он собирался развить мысль о требованиях, которые родители должны предъявлять к своим детям, но жена отмахнулась:
— Ты мне сына скорее покажи…
Стоя во дворе в ожидании мужа, она уже успела осмотреться. Рядом оказалась дверь в столовую. Когда дверь распахивалась, пахло оттуда хорошо: тянуло свежим теплым хлебом и жареным мясом. Пробегали официантки в белых передниках. Вышел проветриться повар в белом колпаке, постоял, покурил у входа. Екатерине Степановне понравилось, что он в кухне не курит и что он не толстый, как иногда бывают повара, а стройный, худенький, в очках, похож на агронома. Она хотела спросить у него, большой ли приварок у них в столовой, но постеснялась. Когда повар ушел, Екатерина Степановна заглянула в приоткрытую дверь, но дежурный в халате не пустил ее, и это ей тоже понравилось: чего ради пускать посторонних в верхней одежде в столовую, — еще грязи наносят. Опытным глазом хозяйки она успела отметить, что столы — на четырех человек — накрыты белой скатертью, хлеб нарезан толстыми аппетитными ломтями, в прихожей умывальник и на круглой палке сшитое концами полотенце.
И несмотря на то, что столовая понравилась Екатерине Степановне, ей стало немного тоскливо оттого, что сын ест еду, приготовленную не материнскими руками: вряд ли здешний повар знает, что Петя не любит морковку в супе.
Через двор то туда, то сюда деловито пробегали стриженые ремесленники. Она даже остановила одного и спросила, который час, и пока он отвечал, внимательно осмотрела сто. Ботинки и одежда были крепкие, ладно пригнанные.
Сейчас, идя рядом с мужем, она хотела только одного: увидеть поскорее сына. Да, пожалуй, еще, чтобы Иван Андреевич ушел по своим делам и она смогла бы поговорить с Петей обо всем досыта.
Когда они поднялись во второй этаж, дверь на площадку распахнулась и из мастерской донесся веселый, разноголосый визг напильников, как будто их настраивали для согласного хора. На площадку вышел паренек в синем рабочем халате. С нескрываемым ребячьим любопытством он посмотрел на них и даже описал около них полукруг.
— Вам Матвея Григорьевича? — спросил паренек.
— Мы к сыну, — скатала Екатерина Степановна.
— Погоди, — остановил ее муж. — Ты кто будешь?
— Бойков Сергей, из шестой группы.
— Слесарь?
— Учусь.
— Так вот что, Бойков Сергей, тут у вас мой сын старостой, Фунтиков по фамилии…
— Петя? — обрадовался Сережа. — Правильно, староста в нашей группе. И живем в одной комнате. Я сейчас Матвею Григорьевичу скажу, что вы приехали.
Петя работал в самом дальнем конце мастерской; Сережа подбежал к нему, уже задыхаясь.
— Отец с матерью приехали… Стоят на площадке… Иди к Матвею Григорьевичу.
Мастер отпустил его, сказав, что он может проводить родителей в красный уголок.
— Возьми вот у меня чистые концы и вытри руки, — добавил Ильин, осмотрев ученика. — Да беги скорее; небось, ведь и не слышишь, что я тебе говорю.