Сели за стол. Подошла официантка.
— Сыновья? — спросила она у Екатерины Степановны.
— А вот угадайте, — который мой?
Девушка осмотрела по очереди всех троих ребят, затем взглянула на Екатерину Степановну, на Ивана Андреевича и уверенно сказала:
— Вот эти двое на вас похожи, а вот этот, — она кивнула на Сережу, — вылитый отец.
— Правильно, — засмеялся Иван Андреевич. — Все мои. Прокормят на старости лет. А сейчас я угощаю. Соберите что-нибудь повкуснее. — Он жалобно посмотрел на жену. — К селедочке дадите две бутылки лимонаду…
Проводив родителей Пети Фунтикова, ребята вышли на привокзальную площадь. Митя, который последние полчаса чем-то томился, принимая, очевидно, какие-то серьезные решения и снова сомневаясь в них, вдруг сказал:
— Погодите здесь. Я сейчас.
Быстро, чтоб его не успели расспросить, в чем дело, он исчез.
У здания вокзала стояла длинная вереница легковых машин. Митя обошел весь этот ряд из конца в конец, потом вернулся обратно, внимательно всматриваясь в лица шоферов и выбирая из них посолиднее. Остановившись на пожилом шофере, дремавшем за баранкой, Митя шагнул к нему и спросил:
— Приблизительно сколько стоит доехать до Пятницкой?
Называть его «дяденькой» он не хотел, а сказать «товарищ» еще не решался.
Шофер открыл глаза, посмотрел на Митю и спросил:
— Кто поедет?
— Двое моих друзей и я. Вон они стоят у вокзала.
Шофер взглянул по направлению Митиной руки, но, к сожалению, друзей не увидел: они были еще слишком небольшого роста, чтобы возвышаться над толпой.
Шофер еще раз осмотрел Митю, и тот добавил:
— С получки хотим прокатиться. Только, понимаете, может быть, у меня денег не хватит…
— Садись, — сказал шофер, открывая дверцу рядом с собой.
Машина подкатила к тому месту, где стояли ребята. Митя еще издали делал им разные знаки, но хотя они и смотрели в его сторону, а видеть не видели. Когда машина остановилась вплотную около них и Митя сказал через окошко: «Садитесь, ребята», Сережа сделал испуганное лицо и прошептал:
— С ума сошел Митька!..
Первые несколько секунд все трое сидели в машине прямо, не опираясь на спинки. Неожиданность и отчаянность Митиного поступка мешали Сереже получать удовольствие от поездки в «Победе». Петя считал, что сейчас не время при постороннем человеке выяснять что да как; раз уж сели в машину, — значит и надо вести сгон, как я подобает взрослым людям. Митя был доволен необыкновенно и только напомнил шоферу.
— У меня шестнадцать рублей. Как только проездим их, вы сразу останавливайтесь.
До чего же хорошо он придумал: так истратить свою первую получку! Второй раз он осматривает сегодня Москву. Машина идет плавно. Небось, без гаечного ключа такую машину тоже не собрать, а ключи-то как раз делает он, Митя Власов, и его ближайшие друзья. Как бы сказать шоферу, что они все трое инструментальщики?
Уже давно на счетчике проскочило шестнадцать рублей, а молчаливый пожилой шофер всё не останавливал машину. Он провез их по центру города, провез мимо огромных домов, обшитых лесами. Может быть, потому, что в его машине сидели подростки, глядевшие на всё вокруг широко раскрытыми от счастья глазами, он и сам смотрел сейчас на город, как смотрят только в юности, впитывая и запоминая каждую мелочь.
Пятая глава
Против комнаты, в которой жил Митя со своими друзьями, жили фрезеровщики одиннадцатой группы.
Фрезеровщики относились к слесарям несколько свысока: они считали себя, так сказать, сливками рабочей профессии. Особенно в этом смысле отличался Коля Белых. Встречаясь в умывальной с Митей, он всегда неизменно спрашивал:
— Здоро́во, слесарек! Как тисочки, в порядке?
Коля был убежден, что умнее его фрезерного станка нет машины на свете. Конечно, он знал, что есть сложнейшие турбины, есть шагающий экскаватор, но всего этого он не видел, а его фрезерный станок был рядом, до него можно дотронуться, включить его.
Никогда не забыть Коле того дня, когда он впервые получил самостоятельную работу: надо было снять фрезой топкий слой с пластинки, которая носила ласковое название «сухарик».
Включив станок, он несколько секунд восхищенно полюбовался тем, как фреза, похожая на какой-то круглый цветок, скорее всего на астру, завертелась с легким жужжанием. «Сухарик» был плотно зажат на столе станка. Поворачивая рукоятку, Коля начал подводить стол к фрезе. Необъяснимое удовольствие наполняло Колину душу. Огромный, блестящий, пахнущий машинным маслом станок подчинялся малейшему движению Колиной руки. Вот захотел — и стальной тяжелый стол бесшумно пополз вверх; а захочет — и он сейчас же пойдет вниз. Ощущение необычайной силы, мощи и власти наполняло Колю гордостью и уважением к самому себе.