Еще девочкой Анна видела, как относятся к Уткиным все в доме, и постепенно тоже научилась смотреть на них глазами взрослых. Впрочем, и тогда от глаз Анны не могло укрыться, как живет эта семья: спекулирует на толчке, пьет и гуляет неизвестно на какие деньги.
Когда же она повзрослела и все поняла, ее отвращение усилилось. Жили Луговые в одном подъезде с Уткиными, и если Анне случалось встречаться с Талкой на лестнице, она спешила пробежать мимо. Однажды, сбегая вниз по ступенькам, Анна слышала, как Талка презрительно бросила ей вдогонку:
— Все вы чистенькие до первого кобеля.
И вот теперь Талка могла торжествовать. Она и раньше во дворе при встречах с людьми не опускала глаз, а теперь могла смело уставлять свой взор навстречу каждому. Не одна она в доме путалась с немецкими офицерами. Нашлась и еще, притом из тех, которые корчили из себя недотрог, а на поверку оказались ничуть не лучше ее. Даже похуже, потому что она, по крайней мере, никого из себя не корчила. Спала с чужими мужчинами и никогда этого не скрывала. Жила на их иждивении и не делала из этого секрета.
Она и раньше не верила в добропорядочность этих недотрог и теперь счастлива была убедиться в своей правоте. Теперь Талка, встречаясь на лестнице с Анной, дружески подмигивала ей своим зелено-карим глазом.
Но однажды, не выдержав, она преградила ей путь на ступеньках и, улыбаясь, спросила:
— А этот, который заезжает за тобой на машине, видно, важный гусь, а? Где ты его подцепила?
Заезжал за Анной по утрам комендант лагеря Ланге.
Слегка отстранив Талку плечом, Анна боком протиснулась между стеной и ею и проскользнула вниз. Этого Талка не могла ей простить. Оказывается, недотрога и в новом своем положении хочет выглядеть чистенькой. Значит, надо сбить с нее форс. В следующий раз Талка, заступив Анне дорогу, заговорила с ней уже с открытой фамильярностью:
— А с тем квартирантом ты тоже жила? Что же это он уехал, а новые туфли тебе так и не купил? — говорила она, наглухо загородив Анне путь своими широкими бедрами. — Или ты, дурочка, задарма с ним спала?
Пришлось Анне вернуться по лестнице в свою квартиру. С того дня взбешенная Талка стала преследовать ее с еще большей настойчивостью. Она не могла простить Анне, что та не хочет стать с ней на равную ногу. Теперь уже Талка затрагивала Анну не только на лестнице, но и во дворе, выбирая моменты, когда присутствовали при этом посторонние. Она всячески стремилась подчеркнуть, что они ягодки одного поля.
Но, к своему изумлению, она натолкнулась на сопротивление, которого не ожидала. В сущности, это нельзя было назвать сопротивлением. Анна попросту не отвечала Талке, и все ее ухищрения вывести недотрогу из равновесия пропадали впустую. Казалось, Анна совсем их не замечала. Со временем она даже научилась не краснеть, услышав брошенное ей Талкой вдогонку слово. Это-то больше всего и выводило из себя Талку. Недотрога, оказывается, обладала железным упорством. Талка была обескуражена. На месте Анны она бросилась бы в драку или пошла бы на мировую.
В конце концов ей надоело вести эту войну, которая до сих пор не принесла успеха и только отнимала у нее время. А жизнь, развернувшаяся перед Талкой, сулила ей немало. Надо было только суметь воспользоваться этим.
В роту нагрянуло высокое начальство, и капитан Батурин нервничал.
Вместе с таким начальством обычно приезжало большое число штабных офицеров, адъютантов и других сопровождающих лиц. Они начинали кучей ходить по рубежу, привлекая огонь противника. Для капитана Батурина было как нож острый состояние раздвоенности, когда он не знал, управлять ли ему ротой, или заботиться о безопасности гостей.
С командующим армией и его адъютантом приехали член военного совета армии, незнакомый капитану маленького роста генерал и новый комбат майор Скворцов. По ходу сообщения, извилисто прорытому в земле вдоль и наискось балки, они поднялись к подножию дома, занятого недавно ротой. Во время этого восхождения по крутизне правобережья маленький генерал с трудом поспевал за всеми на своих коротких ногах. Он снял с головы фуражку и поминутно вытирал платком бритый череп. Как только бритоголовый генерал отдышался и огляделся вокруг, он выкатил глаза и хлопнул себя ладонями по бедрам:
— Елки точеные, та самая балка! Здесь в девятнадцатом моя батарея стояла.
На его слова не обратили внимания. Лишь адъютант командующего армией из вежливости повернул к нему лицо.
— Что ж, пройдем дальше, — сказал командующий члену военного совета. Тот в знак согласия наклонил свою крупную голову с гривой седеющих волос — Только не всей свадьбой, — быстро добавил командующий, заметив движение бритоголового генерала. — Лучше разделиться.
Капитан Батурин сразу понял, что генерал был среди них случайным человеком.
По ответвлению центрального хода сообщения, прорытого вдоль стены дома, командующий направился в первый взвод.
— Нет, оставайтесь на ка-пе роты, — предупредил он капитана Батурина, который хотел сопровождать его. — Здесь вы нужнее. Пусть со мной пойдет… — Взгляд его упал на Крутицкого. — Например, ваш старшина роты. В остальном я как-нибудь сам разберусь.
Конечно, это был непорядок, чтобы командующего сопровождал всего-навсего старшина, но начальству было виднее. В конце концов, в чем в чем, а в благоразумии Крутицкого капитан Батурин был уверен. И этого благоразумия у него должно будет хватить, чтобы не повести командующего туда, где ему может угрожать опасность.
Довольный поручением, Крутицкий медленно поплыл впереди командующего по ходу сообщения в своем новом кителе. Проводив их глазами, капитан подумал, что по осанке старшина, пожалуй, на генерала больше похож.
Член военного совета с Тиуновым свернули, разговаривая, в правый отросток хода к расположению второго взвода. Белое дно мерлушковой шапки Тиунова заколыхалось в извилинах хода. Капитан Батурин ни на минуту не усомнился бы, что Хачим сделает все, как нужно.
Оставалось найти провожатого для бритоголового генерала. Но тот сам вывел капитана из затруднения.
— В наше время умели обходиться без свиты, — сказал он с явной обидой в голосе, боком втискивая свое квадратное тело в отросток хода. И пошел по отростку наискось через балку в третий взвод, то и дело обтирая влажный череп большим платком в лиловых горошках.
В последнюю минуту командующий приказал и майору Скворцову остаться вместе с капитаном Батуриным на КП роты, поддерживая по телефону связь со вторым батальоном, который готовился к штурму занятой накануне ночью противником водонапорной башни.
— Что ж, начальству всегда виднее, — доставая и протягивая капитану Батурину раскрытый портсигар, сказал майор Скворцов. — «Беломор» курите?
— Всякие курю, — взяв папиросу, ответил капитан.
— А я привык только «Беломор». — И, спрятав портсигар в карман, майор замолк, ни во что не вмешиваясь, наблюдая, как капитан разговаривает по телефону, рассылает связных, отчитывает командира артбатареи, который во время вчерашней атаки запоздал перенести огонь в глубину немецкой обороны. Лишь один раз, нарушив молчание, майор посоветовал: — А вы не нервничайте. Начальство приедет и уедет. Делайте свое дело.