На миг капитан Батурин встретился с его взглядом и подумал, что с ним, должно быть, немало придется послужить, и эта мысль не была ему неприятна.
Вскоре вернулся из третьего взвода бритоголовый генерал и, хлопая себя ладонями по бедрам, стал рассказывать, как — елки точеные! — встретил он в окопах своего односума, воевавшего в его бригаде под Царицыном в девятнадцатом году.
— Я там вместе с товарищем Сталиным… Один раз он мне такой нагоняй всыпал, — радостно отдуваясь, сказал бритоголовый генерал.
Рассеянно слушая его, капитан с тревогой думал, как бы не опростоволосился в первом взводе Сердюков. Он вспомнил слова Тиунова о пьянстве Сердюкова и уже раскаивался, что допустил пойти с командующим Крутицкому, а не пошел сам.
Но в это время прибежал связной с сообщением от командира третьего взвода, откуда только что вернулся бритоголовый генерал. Судя по всему, сказал связной, противник на их участке с минуты на минуту должен начать контратаку, и командир взвода ждет приказаний капитана Батурина.
— Какие могут быть приказания, — сердито вмешался бритоголовый генерал. — Я же сказал вашему комвзвода: огоньком их надо встретить, огоньком.
Но связной остался неподвижно стоять перед капитаном Батуриным, опустив руки.
— Чего же ты ждешь? — с недоброй ласковостью в голосе спросил генерал. — Я, кажется, ясно…
Капитан Батурин сдержанно перебил его:
— У нас, товарищ генерал-майор, все приказания передаются через командира роты.
— Гм… — побагровев, бритоголовый генерал, как судак, раза два глотнул воздух раскрытым ртом, но, ничего не сказав, стал усердно вытирать платком вспотевшее темя.
Майор Скворцов погасил в уголках губ улыбку. Этот капитан с седыми волосами и с молодым грустным лицом нравился ему все больше. Майор подумал, сказать ли ему сейчас о брате, но опять решил не говорить.
— Передайте, что вас поддержат артогнем, — сказал связному капитан Батурин.
Связной повернулся И побежал по ходу сообщения в свой взвод. Проводив его глазами, капитан опять стал думать о том, что могло сейчас происходить в первом взводе. Он уже не сомневался в том, что совершил ошибку, послав туда в сопровождающие командующего армией Крутицкого. Командующий, разумеется, не замедлит раскусить его и посмеяться над ним, а заодно и над капитаном.
Шагая впереди командующего по ходу сообщения, Крутицкий считал себя обязанным давать ему все те разъяснения, какие только он мог услышать от капитана Батурина. Командир первого взвода лейтенант Сердюков шел сзади них. За ним скучающе шел адъютант. Ручка маузера у него, в мелких инкрустациях черненого серебра, выглядывала из желтого деревянного футляра.
Крутицкий, своевременно предупреждая командующего пригнуть голову, когда ход становился мелким, и протискиваться боком, когда ход был чересчур узким, пояснял:
— Это — спираль Буруно.
— Ловушка для танков.
— А это окопы полного профиля.
Командующий, слушая его, подумал сперва, что старшина просто теряется в присутствии высокого начальства и никак не может попасть в нужный тон, но вскоре, присмотревшись к Крутицкому и к его новенькому кителю, стал с простодушием переспрашивать:
— Это дот?
— Нет, это дзот, а это дот, — вежливо поправлял его Крутицкий.
Лейтенант Сердюков шел за ними шаг в шаг, недоумевая. Адъютант командующего, который шел позади всех, по выработавшейся привычке пропускал разговор начальства мимо ушей.
Останавливаясь, командующий сердито посмотрел на Крутицкого.
— Когда же мы выйдем к развалинам?
— Там опасно, товарищ командующий, — осторожно сказал Крутицкий.
— Неужели? — спросил командующий и тут же свернул в правый отросток хода.
Капитан Батурин и майор Скворцов вдруг услышали на КП роты ожесточенную перестрелку в расположении первого взвода. Капитан стал звонить в первый взвод, но его успокоил дежурный связист, сказав, что это у них обычная утренняя музыка.
— Ну-ну, музыканты, — ответил капитан. — Передай Сердюкову, чтобы хозяина берег.
Должно быть, что-то заметив, немцы открыли минометный огонь. Одна мина разорвалась неподалеку от развилка траншей, где остановился командующий.
— Подтянули в развалины тяжелые минометы и головы не дают поднять, товарищ генерал, — вдруг пожаловался все время молчавший Сердюков. — По одному человеку лупят, — Он испуганно замолк, украдкой облизав языком сухие, шероховатые губы.
— Что же до сих пор не выкинете их оттуда? — сурово спросил командующий.
— Капитан Батурин приказал подождать, пока…
— Что? — прервал его командующий.
— …фугасы под стены подведут. Если штурмом брать, большие потери будут.
— Наш командир роты не из кадровых, — добавил к этим словам Крутицкий.
Командующий нахмурился. Он вспомнил седую голову Батурина, свои встречи с ним еще в Донбассе, на переправе в Ростове и совсем недавно ночью в степи и вдруг с неудовольствием подумал, что капитан мог бы в роте выбрать в сопровождающие командующего армией кого-нибудь получше этого старшины. Он не только никак не годится в сопровождающие армейского начальства, но еще и пытается за спиной своего непосредственного командира пренебрежительно отзываться о нем. Все больше впадая в раздражение и разговаривая с Сердюковым, генерал старался больше не смотреть в сторону Крутицкого.
Мина, разорвавшись рядом, осыпала их комьями земли.
— Нас, товарищ командующий, засекли, — побледнев, сказал Крутицкий.
— Возвращайтесь на ка-пе! — резко приказал ему командующий.
Настроение у него ухудшилось. В том, что капитан Батурин прикомандировал к нему этого старшину, он теперь уже склонен был усматривать не только случайность. Командующий невольно стал искать взглядом непорядки в хозяйстве роты. Адъютант, сообразивший по его лицу, что ожидается гроза, весь подобрался, бесшумно ступая по его следам.
Но гроза миновала. Командующий разговорился с двумя бойцами. Немолодой, с курчавой русой бородкой, боец саперной лопаткой углублял огневую ячейку. Генерал остановился возле него.
— Что ж, долго еще мы с тобой будем отступать?
— С горы виднее, — солдат приставил к ноге лопатку.
Генерал улыбнулся.
— А все же?
— До глубины уже дошли, товарищ генерал, — пригладив пальцем взъерошенный светлый ус, сказал солдат.
— До какой глубины?
— До корня. Думаю, хоть немец и лучше вооруженный, а вытащить этот корень ему не под силу.
— До корня? — переспросил командующий. — Это, пожалуй, верно. — Он повеселел. — Ты это правильно сказал.
— А как же, конечно, правильно, товарищ, генерал, — серьезно подтвердил русобородый.
Его молодой товарищ, тоже с саперной лопаткой, подошел к ним, прижмуриваясь.
— Разрешите и мне у вас спросить, товарищ генерал?
— Спрашивай. — Командующий повернулся к нему. У солдата было еще совсем расплывчатое, неосмысленное лицо. Но где-то в самой глубине его зрачков уже пряталась усталость.
— А как думает начальство, скоро мы будем наступать?
— Как тебе сказать…
— Иди, Иван, иди, — русобородый сердито замахнулся на него своей саперной лопаткой. — Вишь, чего захотел.
— Нет, почему же? — заступился за него командующий. — Что должны будем наступать — в этом я не сомневаюсь, а вот когда — ну, уж это зависит не только от меня. — Он развел руками.
— Да не слушайте вы его, товарищ генерал, он у нас с придурью. Кто тебя просил встревать? — закричал на товарища русобородый.
— И на том спасибо, — отходя от них, пробормотал молодой боец.
В приподнятом настроении генерал вернулся на командный пункт роты. Где-то, правда, у него еще оставалось желание вменить капитану Батурину в вину нерадение к высшему начальству. Но хорошее ощущение, оставшееся после слов русобородого бойца, не располагало к этому. К тому же командующий своими глазами смог убедиться, что хозяйство роты в порядке. У него же существовало правило никогда не вмешиваться и не придираться там, где все шло нормально.