Политаппарат армии позаботился о том, чтобы эти чудовищные факты, обличающие звериную суть фашизма, стали известны личному составу частей. Солдаты и офицеры были полны решимости бить врага еще сильнее и беспощаднее.
* * *
27 апреля наступление 1-й армии Войска Польского и ее соседей возобновилось. Это была наша последняя операция во второй мировой войне. Мы штурмовали прочный рубеж, пролегавший по каналам Хафельлендишер, Гроссер Хаупт. Тяжелые бои продолжались здесь до 30 апреля. 42-й танковый корпус противника упорствовал вопреки логике и рассудку. Пленные признавали, что потери людей и техники в частях достигают 70 процентов. А один немецкий офицер, понурив голову, сказал:
- Эта контратака была последней: у нас нет больше сил держать оборону...
И действительно, гитлеровцы начали отступать. Наши дивизии захватили Фербеллин, Герн, Ландин, Штродене и десятки других населенных пунктов, ликвидируя остатки последних вражеских частей, отступавших к Эльбе.
Вспоминается такой эпизод. Отступая, гитлеровцы подорвали мост на реке Хафель, к западу от Ринова. Возле моста создалась пробка: застопорилось движение наших танков, орудий. Саперы на этот раз не успели подойти.
Я вылез из машины и подошел к мосту. Его металлические пролеты, сброшенные взрывом со средней опоры и прочно покоившиеся своими основаниями на береговых опорах, образовали глубокую седловину, нижняя часть которой была в воде. Как выйти из положения? Я осмотрелся вокруг. На берегу торчали штабеля бревен. Решение созрело мгновенно: заполнить седловину бревнами. С помощью солдат я толкнул туда первое бревно. Танкисты, собравшиеся на берегу, поняли меня без слов и тут же включились в работу. Вскоре переправа была готова, в колонна машин тронулась через Хафель.
Между тем фашистское командование торопилось переправить остатки своих войск за Эльбу. Оно оставалось верным себе: лучше сдаться в плен американцам или англичанам, чем русским. Настигая вражеские части и подразделения, мы громили их с ходу.
* * *
Наступило 1 мая. Утро было ясное, солнечное, небо - без единой тучки. Как обычно, я проснулся очень рано. Но вот в комнату вбежал адъютант капитан Гуща.
- Приехал Главком Жимерский!
Застегивая на ходу поясной ремень, я поторопился встретить Главкома.
Внимательно выслушав мой доклад о боевых действиях 1-й армии, М. Роля-Жимерский сверил по карте положение каждого соединения, части. Он позвонил комдивам, поздравил их с праздником, поблагодарил личный состав полков за самоотверженное выполнение воинского долга. Потом мы выехали в 4-ю пехотную дивизию, приданные танки которой уже переправились на западный берег каналов Хафельлендишер, Гроссер Хаупт.
Главком побывал на передовой, в солдатских окопах, на батальонных НП и огневых позициях артиллерии. Везде он беседовал с солдатами и офицерами о боях и о будущем Польши. Было уже 2 мая, когда мы вернулись в штаб армии. На пороге дома нас поджидал капитан Гуща. Он вручил мне телеграмму. Пробежав ее глазами, я почувствовал, как у меня перехватило дыхание. Главком, заметивший мое состояние, с тревогой в голосе спросил:
- Что-нибудь стряслось?
- Берлин капитулировал! - сказал я, с трудом поборов волнение.
Официально о капитуляции Берлина еще не объявили, по о ней в войсках уже говорили как о важном историческом событии. Все понимали: со дня на день наступит конец войне. Мы гордились тем, что и польские воины участвовали в разгроме берлинской группировки противника.
* * *
Краса и гордость Войска Польского 1-я пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко последние дни войны вела бои в Берлине. Еще 29 апреля часов около трех дня мне позвонил командующий фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и попросил доложить обстановку. Обычно я ему докладывал ежедневно в шесть часов вечера, и нарушение установленного порядка несколько удивило меня. Когда я доложил о положении войск по состоянию на тринадцать часов, Жуков неожиданно спросил:
- Ну как, Станислав Гилярович, у вас еще не пропало желание принять участие в штурме логова фашистов - Берлина?
- Мы с нетерпением ожидаем на этот счет вашего приказа* Георгий Константинович, и готовы к выполнению столь почетного задания, - ответил я с волнением и надеждой.
- Какую же дивизию выделите?
- 1-ю пехотную имени Костюшко!
- Что ж, выбор ваш правильный, - одобрил маршал. - Постарайтесь один полк этой дивизии немедленно перебросить в район Рейникендорфа в распоряжение командующего 2-й гвардейской танковой армией. А остальные части чтобы были там к восемнадцати часам тридцатого... Полосу наступления примет от костюшковцев 61-я армия. Генерал Белов уже получил указания.
Из этих слов я понял, что участие польской дивизии в штурме Берлина было предрешено заранее. Да мы и сами не раз об этом просили и командующего фронтом, и члена Военного совета генерал-лейтенанта К. Ф. Телегина. И вот наша просьба удовлетворена.
Роткевич ушел готовить приказ, а мы с Ярошевичем разговорились о выдающемся событии для нашей армии. Пришли к выводу, что участие костюшковцев в штурме столицы третьего рейха явится замечательным примером боевого братства польского и советского народов, их вооруженных сил.
- А не выпустить ли нам листовку-воззвание к жолнежам первой дивизии? предложил Ярошевич и вопросительно посмотрел на меня.
- Неплохая мысль, - согласился я. - Пусть-ка этим займется политотдел дивизии.
Рано утром я поехал в 1-ю пехотную, чтобы помочь в переброске полков и пожелать солдатам и офицерам успехов в предстоящих уличных боях. Подразделения уже грузились на автомашины, подготовленные подчиненными генерала Цуканова. Политотдельцы доставили только что отпечатанные, еще пахнущие свежей краской листовки.
Один экземпляр я храню и поныне как дорогую реликвию. В тексте говорится:
"Костюшковцы!
Вы идете на штурм логова гитлеровского зверя. Вам оказано огромное доверие - водрузить на развалинах Берлина бело-красное знамя, символ той страны, что не погибла и не погибнет".
Солдаты читали листовку по нескольку раз, будто хотели выучить наизусть эти проникновенные слова.
Наконец колонна костюшковцев двинулась на Берлин.
Первым вступил в бой 3-й полк, наступая с Шарлоттенбургерштрассе. Правее его действовал 2-й полк дивизии, а левее - 12-й советский танковый корпус. Танки уже прорвались в район Энглишерштрассе, но сзади остались отдельные группы противника, которые пытались отрезать их от тылов, препятствуя пополнению горючим и боеприпасами. На помощь танкистам пришла польская пехота - батальоны 2-го полка во главе с полковником Архиповичем. Драться им приходилось за каждый дом, за каждый этаж. Атакующих поддерживали артиллеристы. Метким огнем они прокладывали через городские улицы и кварталы дорогу пехоте. Наконец показались советские танки, ведущие бой в полуокружении.
Подошли автоцистерны с горючим для танков, и наступление возобновилось с новой силой. Теперь штурмовые группы поляков, прикрываемые огнем советских танкистов, врывались в здания, очищая их от гитлеровцев.
Воины 2-го полка участвовали в штурме целого комплекса зданий близ Ландверканала. Бой не затихал ни на минуту и ночью. Сопротивление противника было сломлено лишь к утру, когда на соседнюю улицу Берлинерштрассе вышли советские танки и польская пехота.
Вблизи Берлинерштрассе путь польским воинам преградил квартал многоэтажных зданий, в которых укрылись фашисты. Атаки с фронта не сулили успеха. Тогда отделение Сконаркевича проникло в квартал с тыла. По лестнице солдаты поднялись на верхний этаж самого высокого здания и стали швырять оттуда гранаты в гущу гитлеровцев. Это вызвало у них панику. Теперь наши штурмовые группы, сделав решительный бросок, овладели ближайшим домом, а потом и всем кварталом. В бою было захвачено до 200 пленных.