Карла решила много не думать, а просто плыть по течению. Последние годы давались все сложнее, но понимание этого настигло почему-то с опозданием. Карла чувствовала себя так, словно вышла из долгой комы, в которой ее ничего не беспокоило, а сейчас начала решать проблемы с работой, страховой, счетами и другими проблемами, навалившимися разом.
Хотя за проблемы с больничным счетом Карла бы сейчас убила. Потратив долгие годы на вывод формулы, Карла не задумывалась о затраченном времени, результате. Но сейчас, когда перспектива стала не такой далекой, почему-то становилось страшнее. Почему-то масштаб происходящего начал ощущаться еще отчетливее. И даже Джефф не заглушал эту мысль.
Сидя через несколько дней в самолете, Карла окончательно решила, что просто будет делать свою работу и ни о чем не думать. Джефф не будет отвлекать, мужа есть законная причина игнорировать. Все не так плохо. Да и маловероятно может стать хуже.
Карла летела, пила чай, но все равно чувствовала холод. Все тело как будто пронзали сотни тоненьких иголок, через которые распространялась стужа. Чай не помогал. Отвлечься было не на кого. Карла нервно откинулась на кресле и надела маску для сна на глаза. Может, хоть так что-то выйдет здраво.
Приехав на базу на следующий день, Карла так и не сумела согреться даже в здешней жаре. Ее руки постоянно были холодные, все тело как будто пробивала дрожь. Карла держала в голове одну лишь мысль — плыть по течению, позволяла только ей выходить на передний план.
Лаборатория.
Опыты.
Анализы.
Просто рутина, доведенная до автоматизма. Ничего более.
Карла показала пропуск вооруженным парням и стала ждать, пока водитель снова тронется. База особо не изменилась. Те же здания, та же душащая атмосфера. Странный парадокс. На базе было достаточно народа. Все постоянно ходили, жили, выполняли задания и приказы, но место все равно казалось мертвым. Обреченным. Все внушали себе, что здесь они по своей воле, но по факту — продвинулись по карьерной лестнице уже так высоко, что назад пути не было. Либо так: на внедорожнике, с пропуском, либо в наручниках и под конвоем, чтобы оказаться на столе.
На глаза Карлы как раз попался «отсек». Скромное название, заменяющее слово тюрьма. Небольшое здание, в котором сейчас теснилось больше десятка человек. Вернется ли кто-то из них? Скорее нет, чем да.
Когда водитель проехал «отсек» Карла все равно к нему обернулась.
Все эти люди сегодня умрут
Мысль пронеслась в голове, но все с тем же холодом, которое пронзило и тело. Люди умрут. И сделают это не без ее участия. Как десятки до них. Как десятки впереди. И конца этому уже не будет.
Люди в «отсеке» мертвы уже по умолчанию. Приказ об их заключении там уже лишил их жизни. Но и она — Карла, недалеко ушла. Больше комфорта. Больше свободы. Но такое же состояние обреченности. Выбор невелик, если даже верить в его существование: либо отравлять душу, либо потерять тело — другого исхода у нее уже не будет никогда.
Следующий день в лаборатории шел обычно. Доктор Гейл был воодушевлен больше обычного. Карле даже подумалось, что она впервые видела его таким: взгляд горящий, движения быстрые. Казалось, что он летал, парил над полом, не обращая внимания уже на свой почтенный возраст.
Перед ним на столе лежал мужчина. Эксперимент два, группы альфа. Он довольно крепкий на вид, двадцати пяти лет. Карла смотрела на его голое тело, на подключенные к нему датчики и не чувствовала поступление кислорода.
Через пару секунд до нее дошло, что это не что-то психологическое, а вполне физическое явление. Помещение заполнялось дымом, Гейл уже был на коленях, стараясь прикрыть рот и нос халатом. Карла подумала, что ей не мешало бы сделать то же самое, но было поздно. Резкая боль вдруг пронзила голову, оглушила. Все, что Карла успела понять перед этим — это чей-то силуэт и приклад автомата.
Карла пришла в себя и первое ее чувство было — боль. Неконтролируемая, адская, пульсирующая головная боль, которую она ощущала каждой клеточкой. Карла захотела помассировать виски, но поняла, что ее руки крепко связаны за спиной. Начав ощущать собственное тело, Карла ощутила нечто, что напрягло ее гораздо сильнее — кто-то лапал ее грудь.
Когда зрение хоть как-то сфокусировалось, Карла увидела перед собой незнакомое лицо, сальную улыбку. Чужие руки спокойно бродили по телу. Карла поняла, что ее рубашка расстегнута, что грудь абсолютно обнажена, что она связана по рукам и ногам.
Память напомнила про лабораторию. Про дым. И Карла поняла, что она в заложниках. Мужчин уже стало двое. Они говорили на незнакомом языке, но их интонация, глумливый смех явно давали понять, о чем шла речь. И что перевод она знать вовсе не хотела.
Карла дернулась снова, попыталась освободиться, но боль в голове отозвалась еще сильнее. Мужчина, что лапал грудь, сжал ее еще более рьяно, что-то громко крикнул. Второй крепко схватил Карлу за ноги. Она вдруг поняла, что ее попытки освободиться, раззадоривали их еще больше.
Они снова перекинулись чем-то на своем языке.
Один кивнул.
Карла замерла.
Момент длился пару секунд, но в сознании Карлы — это была вечность.
Тот мужчина, что держал ее за ноги, оказался ближе. Карле ударил в нос резкий запах никотина и пота. Улыбка перед ее глазами. Его грязные соленые пальцы у ее губ, затем медленно скользнули по груди, по животу, оказались под юбкой.
Карла снова начала дергаться, но ощутила около своей шее острое лезвие. Одно движение и на шее осталась ранка, начала стекать кровь. Карла ощущала чужие пальцы человека в себе, совершенно не думающего о ней, ощутила грубые движения внутри, болезненные сжатия груди руками другого. Она помнила про лезвие, которое при новом движение продолжало бы резать ей шею, и невольно подумала, может, и здесь просто надо плыть по течению? От мыслей и рефлексии лучше все равно не станет, а хуже — очень даже может быть.
========== Кто мы есть ==========
Сознание Карлы решило облегчить ей жизнь. Только так она могла объяснить тот факт, что между осознанием, что она в плену, и осмотром в больнице было большое пустое пятно. Ей потом говорили, что на базу произошло нападение. Говорили, что был слив информации, из которого узнали, что формула близка к идеальному составу. Говорили, что сработали так скоро, как это было возможно. И все услышанное походило на правду. Плен длился около двух суток.
Карла знала, что Гейл в реанимации, так как из него информацию доставали пытками. Карла знала и то, что жизнь ему спасло знание инструкции на такой случай. Все доктора наизусть знали фальшивый протокол того, над чем работали, который разрешалось говорить при данных обстоятельствах. Карла знала и то, что все те слова Гейла сейчас сверяли с разрешенными. Что Карла не знала — что делать со всей этой информацией и зачем она ей.
Ее взяли до кучи. И как ассистента, который что-то знал. И как игрушку, чтобы было не так скучно. И хоть до классического изнасилования дело так и не дошло, облапали ее так, что все прикосновения, все удары, дыхание, губы, языки — все еще ощущались на коже. Где-то под ней. Даже глубже. Проникли куда-то внутрь, въелись, распространились.
Карла уже смирилась, что никогда не отмоется от того, что сделала с ней работа. Может, получится и смириться, что она никогда не отмоется и от этого.
Жизнь Карлы погрузилась в еще больший туман, выход из которого уже не хотелось искать. Она лишь твердо решила, что использует по максимуму возможность не ходить на работу, сидеть дома и оставаться при своей зарплате.
Но дом тоже раздражал: взгляд мужа, растерянные дети, которые понимали, что что-то случилось, но не понимали, что именно.