Как-то само собой наступившее перемирие хотя и давало передышку в войне, но таило в себе и большую опасность. Никто не знал, какой оборот примут события, в каком направлении будут развиваться, как поведут себя союзнические войска. Для Кореи это были вопросы ее существования как единого государства, ее будущей судьбы.
В июне 1593 года, в то время, когда японские войска штурмовали крепость Чинджу, посланники минской династии прибыли в Нагоя для встречи с Хидэёси и обсуждения с ним условий мирного договора.
На этой встрече Хидэёси занял непримиримую позицию. Он вел себя так, словно японская армия не отступала под ударами китайских и корейских регулярных частей и народных мстителей, а имела полное превосходство над противником, которому ничего не оставалось, как принять кабальные условия мира. Явно не считаясь с реальной обстановкой на фронте, Хидэёси высокомерно и заносчиво диктовал свои условия.
Он требовал, в частности, чтобы минский правитель прислал ему в жены свою дочь, чтобы была возобновлена торговля между Японией и Китаем, в которой могли бы участвовать как официальные правительственные учреждения, так и частные лица. Он снисходительно обещал возвратить Корее, если будет заключен мирный договор, четыре северные провинции и столицу страны Сеул, из чего следовало, что четыре южные провинции Япония намерена сохранить за собой. Хидэёси требовал также, чтобы Корея направила в Японию в качестве заложников корейских принцев и чтобы высокопоставленные должностные лица дали клятву, что Корея никогда не поднимет мятежа против Японии[556].
Разумеется, эти требования не могли лечь в основу мирного договора. Китайская сторона не осмеливалась даже довести их до сведения минского двора, чтобы не навлечь на себя неудовольствие и гнев государя. Да и далеко не все находившиеся в Корее японские военачальники были согласны со столь жесткой позицией, занятой Хидэёси и совершенно не отражавшей действительного соотношения сил воюющих сторон. Им было ясно, что такая позиция вела не к миру, а к затяжной войне, которую Япония — и это становилось все более очевидным — выиграть уже не могла. Но если некоторые японские военачальники, и в их числе Кониси Юкинага, это прекрасно понимали, то Хидэёси не желал считаться с реальными фактами и продолжал настаивать на проведении его прежнего авантюристического курса.
Теперь, когда китайские посланцы побывали в ставке Хидэёси в Нагоя и от него самого услышали условия мира, оказавшиеся явно неприемлемыми, Чэнь Вэйцзин, создававший все это время ложное представление о миролюбии Хидэёси, вынужден был, чтобы избежать разоблачения, ловчить, идти на всевозможные хитрости и как можно дольше держать минский двор в неведении. Однако бесконечно скрывать действительные намерения Японии становилось уже невозможным. Когда наконец до минских правителей дошла правда об условиях, которые выдвигал Хидэёси, им ничего не оставалось, как сместить старого и назначить нового главнокомандующего китайской армией в Корее, который в любой момент мог дезавуировать действия своего предшественника и продемонстрировать свою полную «неосведомленность» по поводу мирных переговоров.
Это была линия на затягивание переговоров. Китайское правительство не торопилось направить своих представителей в Японию для заключения мирного договора на условиях, которые считало неприемлемыми. Вместе с тем оно использовало любой предлог, чтобы отказать послам Хидэёси в посещении минского двора. Такое положение сохранялось довольно долго — почти полтора года: с осени 1593 до конца 1594 года. Китайцы, очевидно, рассчитывали взять японцев измором.
Хидэёси сердился, бросался из одной крайности в другую. Но никакие его меры, в том числе и попытки возобновить военные действия, не давали желаемых результатов. И он вынужден был набраться терпения и ждать, пока китайская сторона не соблаговолит направить своих послов в Японию или принять у себя его посланцев.
В начале 1595 года китайский император согласился наконец встретиться с японским послом, которому было заявлено, что минский двор вообще впервые узнает от него о том, что командующий китайской армией в Корее вел какие-то мирные переговоры с японской стороной, и уж совсем ему ничего не ведомо о деталях этих переговоров. Конечно, это была еще одна тактическая уловка, рассчитанная на то, чтобы и дальше тянуть время, пока противник окончательно не выбьется из сил. Продолжая наводить тень на ясный день, китайский император сообщил японскому послу, что готов произвести Хидэёси в ваны и для подписания мирного договора в скором времени готов направить в Японию официальную делегацию.[557]
557
В качестве официального посланника Японии в Китай был направлен Найто Дзёан, один из вассалов Кониси Юкинага. После трудных переговоров он по настоянию того же Кониси фактически принял условия китайской стороны, которые сводились к тому, что Китай и Япония обязуются вывести свои войска из Кореи, а китайский император провозгласит Хидэёси ваном. Однако обо всем этом Хидэёси ничего не знал (см.: Нихон рэкиси дзэнсю. Т. 10, с. 281). Не только в этом, но и в военных делах Хидэёси держали в неведении. Мало кто отваживался говорить ему правду, поэтому многое из той информации, которой он владел и в которую верил, было весьма далеко от реальной действительности. По свидетельству христианского миссионера Педро Бланки, встречавшегося с Хидэёси в 1593 г., последний самоуверенно заявил, что уже завоевал Корею и ждет прибытия официальных китайских представителей, которые будут просить его вступить в дружественные отношения с минской династией (см.: They came to Japan… c. 111).