Некоторые японские историки изображают Ёдзиро как двойного шпиона, который одновременно служил и японцам и корейцам. Этим они объясняют столь беспрепятственное общение его с представителями корейского военного командования. Но как бы то ни было, ясно одно: в данной ситуации Ёдзиро, безусловно, действовал в пользу японской стороны. В то же время его поступки объективно были на руку тем силам в корейском военном и политическом руководстве, которые искали лишь повод для того, чтобы избавиться от неугодного им флотоводца. В этом отношении у командования двух противоборствующих армий была одна и та же цель.
Когда Ким Ынсон, ссылаясь на слова Ёдзиро, вновь донес двору на Ли Сунсина, обвиняя его в неповиновении приказу вана, против талантливого флотоводца, как часто это бывало не только в корейской истории, поднялись все ничтожества и вся бездарь. Умного и смелого командующего корейским флотом обвинили в трусости и в конце марта 1597 года приговорили к смертной казни. Ли Сунсин стал жертвой не только подрывной деятельности японского военного командования в Корее, но и дворцовых интриг.
В корейских высших сферах в то время шла острая борьба между двумя фракциями, постоянно нападавшими одна на другую. Особенно усердствовала так называемая западная группировка, которая плела интриги против Ли Сунсина, добиваясь отстранения его от командования корейским флотом и назначения вместо него бездарного Вон Гюна, примыкавшего к этой фракции. Вместе с тем удар направлялся и против премьер-министра, который в свое время назначил Ли Сунсина на этот пост. «Западной» фракции удалось навязать ванскому двору решение о вынесении Ли Сунсину смертного приговора. Однако максимум, чего смогла в этих условиях добиться так называемая восточная фракция, это сохранение ему жизни. В конце концов Ли Сунсина разжаловали в рядовые, а Вон Гюна назначили командующим корейским военно-морским флотом. Как показал ход событий, это была одна из самых роковых ошибок правящих кругов Кореи, которая привела, в сущности, к полному уничтожению, а точнее говоря, к самоуничтожению некогда могущественного корейского флота.
Когда Вон Гюн занял пост главнокомандующего военно-морскими силами, поступила новая информация — все от того же Едзиро. На этот раз он сообщил время прибытия в Пусан новых многочисленных японских вооруженных формирований и маршрут следования японской морской армады. При этом он выражал надежду, что на сей раз корейская сторона не оплошает и не упустит случая покончить наконец с Киёмаса[564].
Реакция двора была немедленной. Вон Гюну предписывалось срочно направить флот в район Пусана. Но прежде чем выполнить этот приказ, Вон Гюн, не без основания опасавшийся встречи с японским флотом, направил вану депешу, настаивая на том, чтобы сухопутные силы тоже были подключены к этой операции и взаимодействовали с военно-морскими. Однако двор ответил отказом, мотивируя это тем, что регулярная корейская армия должна дождаться прибытия минских войск, чтобы выступить объединенными силами и тем самым добиться военно-стратегического превосходства над противником. Флоту предписывалось действовать автономно.
В первых числах июля 1597 года по приказу Вон Гюна военные корабли корейского флота, базировавшиеся на острове Хансандо, снялись с якоря и взяли курс на Пусан. К вечеру 7 июля корейский флот подошел к острову Чоллёндо, неподалеку от Пусана, где попал в сильный шторм. Большие волны и шквальный ветер швыряли, как щепки, огромные военные корабли, которые потеряли управление и лишились связи друг с другом. Оказавшись наедине с разбушевавшейся стихией, они становились мишенью, легко расстреливаемой противником. На острове Кадокто, где корейский флот искал убежища, он попал в ловушку, расставленную японской армией. Большое число корейских кораблей с их экипажами было уничтожено. Корейский флот почти полностью был разбит.[565]
Как и на начальном этапе войны, грубейшие просчеты и серьезнейшие ошибки правящих кругов Кореи имели тяжелые последствия; страна вновь оказалась в крайне критическом положении, чем незамедлительно воспользовались японские войска, предпринявшие широкое наступление на позиции корейской армии. Японские сухопутные формирования, поддержанные военными кораблями, которые плыли вдоль западного побережья страны, форсированным маршем продвинулись на сотни километров в глубь провинции Чолла, захватив ряд городов и крупных населенных пунктов, и вошли в пределы провинции Чхунчхон. Над страной снова нависла опасность порабощения.
565
Что касается японского флота, то он в составе почти 1 тыс. боевых и транспортных кораблей действительно появился в то время и следовал примерно тем курсом, на которые указал Ёдзиро. С корейского флагманского корабля были видны японские суда: они шли от острова Цусима по направлению к Пусану. Вон Гюн даже дал залп из сигнальной пушки, подавая команду к началу боя. Однако, уже в значительной мере разбитый и лишенный взаимодействия, корейский флот не был в состоянии преградить путь японским кораблям, которые благополучно добрались до Пусана и доставили новые крупные воинские подразделения.