К сожалению, законоположение, которое могло бы пролить свет на многие проблемы, связанные как с самой системой власти и конкретным осуществлением самоуправления, так и с характером восстания, его движущими силами и особенно его руководством, не сохранилось. Очевидно имея в виду сам факт существования такого документа, некоторые японские историки пытались определить представительное собрание, созданное в ходе этого восстания, как народный парламент, выполнявший все функции высшего государственного органа, а этот документ именовать «Конституцией Республики Ямасиро».[579] Эта точка зрения, основанная на предпосылке о подлинно народном характере восстания в Ямасиро, не встретила одобрения у большинства японских историков, хотя некоторые из них и не склонны были полностью ее игнорировать, усматривая в ней и некоторые положительные моменты.
Но прежде чем давать общую характеристику восстанию, необходимо рассмотреть самые трудные и недостаточно изученные вопросы — о социальной базе восстания и главных целях, которые преследовали его руководители. Следовательно, что представляла собой и в чьих интересах действовала новая политическая власть, так называемое всепровинциальное собрание (сококу)?
Восстание в Ямасиро было движением и массовым, и чрезвычайно широким по социальному составу его участников. По существу, оно охватывало все социальные слои и группы населения провинции, исключая, пожалуй, лишь высший, феодальный слой. Восстание вполне можно считать всенародным в том смысле, что в борьбе в той или иной степени принимало участие все население провинции, все слои сельских и городских жителей. Однако главной движущей силой восстания было, несомненно, крестьянство, в основном его беднейшие и средние слои, а также зажиточная часть сельского населения, так называемые земельные самураи (дзидзамураи). Характер взаимоотношений этих двух сил в конечном счете предопределял направленность восстания, успешное или неуспешное развитие событий, его конечные цели.
Социальное положение этих двух главных сил было далеко не одинаковым. Если «земельные самураи» владели участками земли в несколько гектаров, то среднее крестьянство имело в личном пользовании не более 0,3 га[580]. Их объединяло то общее, что и те и другие, хотя и в неодинаковой степени, подвергались одни эксплуатации, другие притеснениям со стороны крупных феодалов. Эта неудовлетворенность своим положением и стремление высвободиться из тисков, в которые их все туже зажимали крупные феодалы, толкали их на совместную борьбу против общего врага. В то же время, если крестьяне боролись против тяжелого налогового бремени, за улучшение своего материального положения, пытались вырваться из нищеты и бесправия и обеспечить себе более или менее сносное существование, то деревенские богатеи ставили перед собой совсем иные цели: они хотели не просто ликвидировать крупных феодальных собственников, как таковых, но и вытеснить их и занять их место. Некоторые японские историки, желая подчеркнуть высокий удельный вес «земельных самураев» в этом восстании, ставят вопрос даже так: а не находились ли эти самые «земельные самураи» в вассальных отношениях с Хосокава Масамото, который близко стоял к группировке Хатакэяма Масанага, и если это так, то, следуя намерениям Хосокава и ловко манипулируя сельским населением, не преследовали ли они цель лишь добиться изгнания из провинции Ямасиро не вообще феодальных войск, а только войск Хатакэяма Ёсинари?[581]
Противоречия между участниками восстания, прежде всего между главными его силами — крестьянством и «земельными самураями», не могли, конечно, не отразиться на характере восстания, его развитии и исходе. В конечном счете они предопределили и его поражение. Эти противоречия существовали с самого начала и проявились, в частности, в том, что «земельные самураи», захватив лидерство, стремились подчинить борьбу крестьян достижению своих корыстных целей. Характерно, что собрания крестьян и «земельных самураев» проходили раздельно. Делалось это, очевидно, для того, чтобы последние могли свободнее обсуждать и решать свои проблемы, не будучи стесненными присутствием крестьянских представителей.
579
Такую концепцию, немало удивившую многих ученых, выдвинул в свое время Миура Сюко в работе, которую он так и озаглавил — «Народный парламент в эпоху сэнгоку» («Сэнгоку дзидай-но кокумин гикай»).
580
См.: Накамура Китидзи. Нихон кэйдзайси (Экономическая история Японии). Ч. 1. Токио, 1955, с. 285.
581
Такой точки зрения придерживается, в частности, Нандзё Норио, полагающий, что именно этим следует объяснить, почему центральное правительство не направило карательные войска для подавления восстания (см.: Нандзё Норио. Борёку-но Нихонси…, с. 88).