Однако в политике, которой следовали объединители Японии, в тех мероприятиях, которые они осуществляли на подвластных им территориях, было немало общего с требованиями, выдвигавшимися и отстаивавшимися участниками народных движений. Более того, многие из требований, которые пытались реализовать восставшие в той или иной провинции (ликвидация поместий, уничтожение таможенных застав, введение свободной торговли, свободное пользование общинными угодьями, отмена или значительное снижение местных феодальных налогов и др.),[606] в объединенном государстве получали более реальные шансы на претворение в жизнь. В условиях феодальной междоусобицы успехи, достигнутые в ходе крестьянской борьбы, не могли быть прочными и долговечными, ибо любая провинция, как бы далеко она ни была расположена, оставалась лишь островком в бушующем океане феодальных войн и в любой момент на него могли обрушиться волны огромной разрушительной силы. Укрепление политического и экономического могущества князей (именно к этому сводилась в конечном счете линия духовенства секты Икко, которое само превращалось в феодальных владетелей) сохраняло и усиливало раздробленность страны, а это, в свою очередь, вело к застою в экономической жизни, ужесточению феодальной реакции, закреплению патриархальных отношений.
Конечно, трудно представить, чтобы участники крестьянских восстаний, даже более сознательные их представители, ясно воспринимали цели, да и сам характер движения за объединение страны, тем более что при самой высокой степени организованности религиозных восстаний элемент стихийности был в них весьма значительным, если не преобладающим. Но и при всем этом нельзя не видеть определенную, может быть, не вполне осознанную взаимосвязь между требованиями восставших крестьян, направленными против «своих» феодалов и носившими местный характер, и движением за политическое и государственное объединение страны, в ходе которого не только безжалостно уничтожались старые институты власти как в центре, так и на местах, но и менялась социально-экономическая и политическая структура всего общества. Антифеодальная борьба широких крестьянских масс, расшатывая старые феодальные устои, несомненно, объективно содействовала этому процессу. Поэтому, несмотря на локальный характер, в самом этом движении достаточно отчетливо проступали общенациональные черты, отразившие новые веяния, главные особенности и основные тенденции той эпохи.
Религиозное движение японских крестьян если не развивалось в одном русле с движением за объединение страны, то, во всяком случае, объективно содействовало этому процессу, но никак не противостояло ему, хотя в то время субъективно руководство движением всячески стремилось направить движение против объединителей Японии, прекрасно понимая, что с созданием единого централизованного государства оно лишится своего автономного положения, основанного на политическом влиянии и экономическом могуществе, которых оно достигло в значительной мере благодаря тому, что использовало антифеодальные настроения и борьбу крестьян в своих корыстных интересах, отражая центробежные тенденции.
Движение икко икки представляло собой классовую борьбу японских крестьян. И если в отдельные периоды и моменты этой борьбы их интересы, нужды и требования скрывались под религиозной оболочкой, то это нисколько не меняло дела и объяснялось лишь условиями того времени. Как отмечал Ф. Энгельс, революционная оппозиция феодализму проходит через все средневековье, выступая соответственно условиям времени «то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания»[607].
Борьба японского крестьянства, проходившая под религиозными лозунгами, была важной, но не единственной формой выражения крестьянского протеста и тем более народного сопротивления в целом феодальной реакции во второй половине XVI века. Народные движения, охватившие широкие социальные слои не только деревни, но и города, продолжали набирать силу, нанося ощутимые удары по позициям уже не только старой, но и новой феодальной власти. Крестьянам приходилось в трудной борьбе отстаивать и те завоевания, которых им удалось добиться ценой огромных жертв в ходе антифеодальных восстаний в предшествовавшие десятилетия и благодаря которым несколько улучшилось их материальное и правовое положение. В ряде провинций они активно сопротивлялись проведению аграрной политики Хидэёси, особенно выступая против тех ее сторон, которые прямо были направлены на ликвидацию крестьянского самоуправления, на жесткую регламентацию всего уклада крестьянской жизни. Такие восстания происходили в ряде районов страны.[608]
606
Например, требование о моратории на феодальные налоги и долги ростовщикам (токусэй), с которым неизменно выступали восставшие. Оно входило составной частью в серию мер, которые принял Ода Нобунага в целях оживления торговли, особенно в городах. Он ввел, в частности, дни для свободной торговли на рынке в городе, который возник вокруг его замка Адзути. То же самое сделал Хидэёси. Правда, высказывается точка зрения, что Нобунага ловко использовал это требование крестьян, чтобы затруднить развитие крестьянской борьбы, поскольку одно из основных требований, за осуществление которых боролись крестьяне, стало ненужным (см.: Нандзё Норио. Борёку-по Нихонси… с. 104–105). Даже если все обстояло так, как пишет автор, это не меняет дела, поскольку речь в данном случае идет о том, что на определенном этапе борьбы некоторые из требований крестьян и объединителей страны объективно могли совпадать.
608
Иногда японские историки, преувеличивая прогрессивный характер аграрных преобразований Тоётоми Хидэёси, склонны любое сопротивление его политике характеризовать чуть ли не как реакционное выступление на том лишь основании, что это сопротивление, как, например, в провинциях Хиго в 1587 г. и Муцу в 1590–1591 гг., было не чисто крестьянским и даже не столько крестьянским, сколько выступлением самураев-землевладельцев, мелких и средних феодалов, которые стремились сохранить старые порядки и использовали борьбу крестьян в своих интересах. Такой точки зрения придерживается, в частности, Араки Мориаки [см. его статью «Тайко кэнти-но рэкиситэки иги» («Историческое значение кэнти Хидэёси»). — «Рэкисигаку кэнкю». 1954, № 167, с. 17–19]. Однако участие феодальных элементов и даже их руководство не могут умалить значение революционной борьбы крестьян за свои права. Можно напомнить в этой связи слова К. Маркса, который писал, что крестьяне (речь шла как раз о парцелльных крестьянах) «неспособны защищать свои классовые интересы от своего собственного имени… Они не могут представлять себя, их должны представлять другие. Их представитель должен вместе с тем являться их господином, авторитетом, стоящим над ними, неограниченной правительственной властью, защищающей их от других классов и ниспосылающей им свыше дождь и солнечный свет» (К. Маркс. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. — Т. 8, с. 208).