В начале апреля Хидэёси посетил храм Самбоин и наблюдал за тем, как велись строительные работы. Это был его последний выезд из дворца Фусими.
Были у него и некоторые другие увлечения. Еще находясь в своей военной ставке в Нагоя, откуда он руководил операциями японской экспедиционной армии в Корее, Хидэёси, томясь ожиданием добрых вестей с фронтов, заполнял досуг чтением и разучиванием пьес театра Но, особенно тех, что изобиловали батальными сценами и острыми драматическими событиями. В письмах к жене он привел перечень пьес, которые не просто прочитал, но и выучил, и притом так, очевидно, хорошо, что считал себя уже крупным специалистом в этой области[628].
Более того, Хидэёси испытал страстное желание лично участвовать в представлениях театра Но в качестве актера. В Нагоя был приглашен профессиональный постановщик этих пьес некто Курэмацу Синкуро. Учитель всячески расхваливал своего необычного ученика, угодливо льстил ему, с похвалой отзываясь о его якобы незаурядных актерских способностях и великолепной технике актерского мастерства. Он уверял Хидэёси, что тот вполне может выступать перед зрителями как профессиональный артист[629]. Конечно, в этих словах больше откровенной лести, чем правды, что, впрочем, вполне соответствовало характеру взаимоотношений между подневольным учителем и его очень грозным и крайне тщеславным учеником, действия и поступки которого невозможно было предугадать.
Хидэёси стали подражать его подчиненные, усердно разучивая пьесы Но и участвуя вместе со своим полководцем в театрализованных представлениях, на которые специально приезжали в качестве зрителей знатные столичные дамы. И все это было обставлено с такой праздничной и пышной торжественностью, словно Япония не испытывала тяжелого бремени войны или будто японская армия одерживала на фронтах одну победу за другой.
Возможно, что, доживая свой век во дворце Фусими, Хидэёси, который постепенно отошел от государственных дел и которого перестала волновать даже японо-корейская война, находил утешение в пьесах театра Но. Некоторые стихи, написанные Хидэёси в то время, непосредственно касались сюжетов, навеянных содержанием этих пьес, или легко ассоциировались с ними.
Хидэёси страшно боялся наступающей старости, он стал болезненно мнительным и очень суеверным, хотя и верил в свое долголетие. В его стихах и личных письмах все чаще встречалось упоминание сосны (мацу) — дерева, являющегося в Японии символом долголетия. В письме, адресованном одному из своих лечащих врачей и близких друзей, Сэякуин Дзэнсо, Хидэёси поместил сочиненное им короткое стихотворение, где пытался выразить душевное состояние, в котором он пребывал, находясь в Нагоя, вдали от столицы и своего замка в Осака. Вот строки этого стихотворения:
В некоторых пьесах театра Но сосна олицетворяла собой не только долголетие, но и стойкость в достижении намеченной цели. Слива первоначально тоже была символом долголетия, но чаще всего этим поэтическим образом выражались радость и веселье, связанные с церемонией вступления в брак, а также благополучие семейной жизни. Своим стихотворением, как считают некоторые исследователи эпистолярного наследия Хидэёси, в частности Адриана Боскаро, Хидэёси хотел сказать примерно следующее: «Я тверд и непоколебим в достижении своей цели, и в новой ситуации все мои домашние дела будут также в полном порядке. Как и прежде, я с надеждой смотрю в будущее, верю в свое долголетие, и ничего дурного со мной не должно случиться. Я буду продолжать наслаждаться всеми прелестями жизни»[631].
Любопытно, однако, что в японской поэзии слова «сосна» и «слива» часто стоят рядом со словом «бамбук». Их даже считают словами-братьями, поскольку они обычно находятся вместе. Хидэёси отбросил слово «бамбук» и тем самым как бы отлучил одного брата от двух других. Объясняется это, очевидно, тем, что бамбук символизирует не только, а возможно, и не столько долголетие, сколько вообще старость. Это-то как раз и не устраивало Хидэёси, который никак не хотел смириться с тем, что ему, как и всем смертным, придется испить чашу горестных чувств и беспомощности, приходящих вместе со старостью. О его более чем болезненной реакции на некоторые приметы надвигавшейся старости, например появление седых волос, свидетельствует содержание некоторых писем Хидэёси, относящихся к последним годам его жизни.[632]
632
В одном из писем к жене Хидэёси, подробно описывая свое пребывание на Кюсю и боевые походы против армии непокорного феодального магната Симадзу, жалуется на то, что начинает все острее ощущать признаки надвигающейся старости. «После последнего сражения, — пишет он, — я почувствовал себя гораздо старше, чем есть на самом деле. Появляются все новые и новые седые волосы, и я не могу уже все их повыдернуть. Я стыжусь показаться кому-либо в таком виде. Только ты можешь с пониманием и терпением отнестись к этому. И все же я очень переживаю это свое со стояние» (101 Letters of Hideyoshi, с. 30–31). Не отсюда ли упоминание о седине, которая никого не щадит, что содержится в одной из первых биографий Тоётоми Хидэёси.