Специально для самураев был разработан ритуал самоубийства, которое совершалось в обстановке особой торжественности и даже какой-то праздничной приподнятости. Совершавший этот обряд как бы демонстрировал свою верность воинскому долгу, доказывая, что все достоинства самурая — доблесть, мужество, храбрость — присущи ему в полной мере. «Вспарывание живота» (харакири, или сэппуку) — это не простое самоубийство, а легально существовавший у самураев обычай, позволявший им искупить свою вину за совершенные серьезные проступки или преступления и тем самым избежать позора, спасти свою честь и не дать запятнать репутацию своей фамилии, проявить преданность своему покровителю, принести извинения друзьям и т. д. Причем если самурая принуждали к совершению харакири в качестве официального наказания за какие-нибудь особо тяжкие провинности, то обряд этот проводился с какой-то особой церемониальной торжественностью[89].
Один из таких случаев описал бывший английский консул в Японии А. Митфорд, которому довелось присутствовать во время совершения обряда харакири. В феврале 1868 года японский офицер Таки Дзэндзабуро самолично отдал приказ сжечь поселение иностранцев в городе Кобэ и открыть по ним огонь, за что был принужден совершить самоубийство. Причем сделать он это должен был по велению самого императора.
Церемония харакири проходила в храме Сэйфуку города Кобэ. В качестве наблюдателей были приглашены семь представителей иностранных дипломатических миссий, в числе которых находился А. Митфорд, впоследствии подробно описавший этот случай в книге «Рассказы о древней Японии». Редко кто из иностранцев допускался к таинствам совершения обряда харакири. Тем интереснее этот рассказ А. Митфорда.
Автор пишет, что всех иностранцев пригласили вместе с японцами пройти в главное здание храма (хондо), где состоялась церемония харакири. Это был просторный зал с высокими черными колоннами из дерева. Богато расписанный потолок, позолоченные фонари и затейливый орнамент были характерны для буддийских храмов. На специальном возвышении перед высоким алтарем лежал ковер из алого войлока. Пол был устлан красивыми белыми циновками. На определенном расстоянии друг от друга находились свечи, от которых разливался слабый, чуть таинственный свет, позволявший, однако, отчетливо видеть все, что происходило в зале. Был уже поздний час. Японцы уселись слева от возвышения, а семь иностранцев — справа.
Через несколько минут тягостного ожидания в зал вошел тридцатидвухлетний Таки Дзэндзабуро. Это был рослый и стройный офицер, одетый, как того требовал обряд, в льняную одежду. Он шел в сопровождении лица, который помогает совершению харакири (кайсяку), и трех офицеров, на которых были походные накидки (дзимбаори). Обычно в роли кайсяку выступал кто-нибудь из ближайших родственников или друзей того, кто совершал харакири. Однако на сей раз выполнение этой обязанности поручили одному из учеников Таки Дзэндзабуро. Так решили его друзья, поскольку ученик Таки Дзэндзабуро великолепно владел искусством фехтования.
Таки Дзэндзабуро гордо и неторопливо прошел через весь зал, с большим достоинством поднялся на возвышение, дважды помолился перед высоким алтарем и уселся на войлочном ковре спиною к алтарю. Кайсяку низко припал к земле слева от него. Затем один из офицеров вышел вперед, взял в руки подставку, которая в буддийских храмах обычно используется для подношений, и положил на нее завернутый в бумагу короткий меч (вакидзаси) с острым как бритва лезвием. Он низко поклонился Таки Дзэндзабуро, который почтительно взял с подставки меч, поднял его двумя руками до уровня головы, словно демонстрируя его всем присутствовавшим, а затем положил перед собой.
Еще раз почтительно поклонившись залу, Таки Дзэндзабуро дрожащим от волнения голосом, что вполне естественно для человека, которому предстояло совершить столь мучительно-болезненную процедуру, хотя никаких прямых признаков того, что он испытывает страх, заметно не было ни на его лице, ни в том, как он держался, сказал: «Я, и только я один виноват в том, что отдал ничем не оправданный приказ стрелять по иностранцам. Когда они пытались спастись бегством, я вновь приказал убивать их. За это преступление я должен покончить с собой. Я благодарен всем вам за то, что вы присутствуете при этом акте».