-Вот, я правда хочу мира! Скажи ей, переведи. Я мог убить, но выбрал мир! - крикнул я и отбросил бесполезную ракетницу.
Самка подошла ко мне. Медленно, не спеша, она приблизилась. Остановилась у ракетницы и подняла её. Стала с интересом рассматривать. Рассматривала долго… долго по моим меркам, в моейситуации. Потом отбросила в сторону, запустила руку в свои шкуры и достала… такую же. Ту, что была у старшего инженера, когда они его схватили.
Аборигенша осмотрела её так же, как секунды назад осматривала мою. Потом сняла с предохранителя и направила на меня.
Я поднял руки. Это они должны понимать. Я вспомнил, что ветеринар говорила про их анатомию… да. У них шеи-то нет, но сосуды… это слабое место. А значит…
Я запрокинул голову, оголяя шею, подставляя под удар. И громко сказал:
-Переведи ей. Меня зовут Клатклиат!
Когда из динамиков прозвучали мои слова на её языке, она опустила оружие. Не до конца, но опустила. Посмотрела на меня внимательно.
И сказала что-то ассистенту.
-Она говорит, что её братьев звали… - дальше он просто повторил своим голосом два последних слова, которые она произнесла. Видимо, это и были имена.
Я понял её. Опустил руки и голову — это было бесполезно.
И она снова подняла ракетницу так, что я увидел все четыре тёмных дула, в трёх из которых виднелись кончики сигнальных ракет.
Странно, только одно из них полностью чёрное, но именно из него и не сможет вылететь то, что отправит меня в вечную черноту...
Самка не торопилась. Я подумал, что ей неудобно держать ракетницу своей пятипалой ладонью, вот я и могу пока смотреть в черноту стволов.
Как там говорил старший инженер? В Карликовой пустоте нет ни фотона? Сейчас я окажусь там, где не существует даже пустоты...
Я не выдержал и отвёл взгляд, несильно, так, чтобы мог следить за её ублюдской рукой: ждал, когда один из пальцев шевельнётся и
VII. Осмунайе
Она осталась одна.
Даже собак злые духи из чужого мира успели убить, всех трёх.
Конечно, оставались ещё животные, с которыми можно будет говорить, но олень и, тем более, медведь — это совсем другое. Да и умирали они, эти звери; медленно, но неотвратимо угасали, оторванные от родной земли, как и сама Осмунайе. Впрочем, их-то она в любом случае переживёт. Либо просто угаснет позже, либо убьёт ради пропитания…
Переживёт и тех, других, диковинных зверей, которых духи поселили за стенами из нетающего тёплого льда, и которые, как уверял Помощник, тоже жили в одном мире с Осмунайе, просто очень и очень далеко от неё… Их тоже можно будет убить и съесть, когда заставит нужда… Только это всё лишь продлит её агонию, Осмунайе это понимала. Она умирала тут, и телом, и разумом.
Ещё были в этой огромной лодке совсем другие звери, те, что из мира злых духов. Но их она есть не сможет, они выглядели отталкивающе, словно неудачное подобие животных, как и злые духи были неудачным подобием человека. Поэтому ни есть, ни говорить с ними Осмунайе не станет. Может быть, если вернётся ночная тоска, или разум опять станет туманиться — тогда она возьмёт оружие в руки снова и убьёт их, просто потому, что сердце опять затребует смерти, смерти кого-то, кто хоть небольшое отношение имеет к злым духам… Но и это ничего не изменит: всё равно Осмунайе осталась одна.
Был только Помощник, который, как она уже знала, существует лишь в виде голоса. И он не умирал, наоборот: после того, как Осмунайе убила последнего из четырехпалых духов, он начал говорить с ней каждый день.
Помощник объяснил, что огромная лодка, которой он управлял, не может плыть по океану из пустоты так же быстро, как раньше. И он не знал, что случится быстрее: она и животные умрут или они приплывут к берегу, и он сможет их высадить. Осмунайе приняла это. Только часто спрашивала, правда ли они больше не прилетят, не спустятся с небес, эти высокие тонкие духи с зелёной кровью в венах. Помощник говорил, что это вряд ли случится. Осмунайе такое устраивало. Она не хотела умирать, но она приняла свою судьбу: погибнуть, спасая своё племя… которое, как объяснил Помощник, во много раз больше, чем она могла представить. А ещё… надежда оставалась. Осмунайе сомневалась, что даже если он высадит её из лодки обратно на родной берег, она проживёт долго — слишком изранены были её тело и душа, но всё же умереть, снова увидев свой край — это было прекрасно в её положении.
Ещё Осмунайе спрашивала, отпустит ли Помощник на землю животных, если те доживут — он был неприклонен. Сказал, что будет лететь к солнцу, к земле, только пока жива сама Осмунайе, а если та умрёт — то повернёт к другой звезде…