Исток Предания — в Боге. “Мое учение не Мое, но пославшего Меня Отца” (Ин. 7:16). В той мере, в какой посланник верен своей миссии, Пославший являет Себя как исток и основание служения посланника, как начало традиции.
Традиция исходит от Бога Отца через Христа, чтобы Христом вернуться обратно — вместе с миром, вместе с нами. Значит, у Предания есть не только прошлое и не только настоящее, но ему предстоит свершиться в будущем. Вообще христианское Предание, таким образом, обращено не к событию прошлого, а к событию будущего, к предельной точке мировой истории. Предание эсхатологично.
Главное событие в православном предании — это Литургия. И чрезвычайно устойчиво она называется в патристических книгах “таинством будущего века.” Протестантский подход, видящий в “преломлении хлебов” лишь “воспоминание,” простые поминки — замыкает нашу веру в прошлом. Православный традиционализм — прорывается в будущее.
Итак, истинный субъект Предания — Сын Божий, ставший Сыном Человеческим. Суть Предания описывается срединными словами Литургии: “Ты еси Приносяй и Приносимый, Приемляй и Раздаваемый.” Присутствие Бога может открыть только сам Бог. Поэтому Традицию можно определить как передачу и воспроизводство “ситуаций,” в которых Бог приходит и остается с людьми.
Предание и Евхаристия.
Но что же тогда становится предметом евангельской передачи и как? Понятно, что не книга. Когда Христос посылает Своих учеников: “идите и проповедуйте Евангелие всей твари” (Мк. 16:15) — книга еще не была написана.
Мы говорили, что Предание — это онтологический акт, совершающийся в людях. И в качестве такового он и не может быть вмещен в книгах. То, что сделал Христос, словами невыразимо, а значит, и не может передаваться лишь словами.
Перед нами стоят два вопроса — что оставил Христос апостолам, и — каков способ передачи этого дара от апостолов к следующим поколениям?
“Христианство есть уподобление Божеству,” — так выразил суть апостольского предания святой Григорий Нисский.[28] Просто слышание рассказа о некогда происшедших в Палестине событиях не способно произвести такой эффект. Значит — надо искать в ином месте способ трансляции Предания Богочеловечества.
Для этого не нужно уходить далеко. Церковь стоит перед ищущими и свидетельствует: “Предание — это я.” Имеет ли она право на такое заявление?
В самом Новом Завете слово “церковь” упоминается 110 раз.[29] Значит, она не есть нечто “исторически-примешавшееся” к чистому “евангелизму.” Но если Церковь не создается Писанием, а сама созидает его, то откуда же берется она сама? Чем руководствуется и что воплощает в своем письменном свидетельстве о себе самой и своей Главе? Если не Писанием, значит… — Преданием.
Предание — воплощение веры.
Прежде всего посмотрим, — чем Церковь восполняет Писание. — Тем, чем практика восполняет теоретическое описание. Плоть Предания восполняет Слово Евангелия. Практика религии — молитва. Церковные предания во всех своих формах в конце концов говорят о молитве и Причастии, то есть о том слове к Богу, без которого никакое, даже апостольское слово о Боге не может оживить душу.
Религия — это связь с Богом. Понятно, что суть религии — в акте молитвы. “Бог человеколюбия,” проповеданный апостолами, пришел для всех людей и на все времена. Последние слова Христа на земле — “Я с вами во все дни до скончания века.” “С вами” — только ли с апостолами (которые явно не дожили до “скончания века”), или же и с нами, со всеми живущими в пространстве от Воплощения до Парусии?
Последнее возможно лишь в том случае, если у тех, кто наследует апостолам, будет возможность войти в Завет, заключенный преломлением хлеба в Сионской горнице и исполненный посланием Духа. Это означает, что Христос должен был оставить нам возможность становиться соучастниками как Тайной Вечери, так и Пятидесятницы. Это означает, что действием Святого Духа, которое мы испрашиваем на Литургии, истончается стена времени и пространства, отделяющая нас от Сионской горницы, и мы вместе с апостолами присутствуем на Той же Жертве и вкушаем те же Дары.[30]
Открытие этой возможности и составляет мистериальность христианского Предания.
В центре Предания — Евхаристия.
30
3 анафематизм Константинопольского Собора 1157 г. вошедший в Синодик чина Торжества Православия: "Слышащим Спасителя о преданном Им священнодействии Божественных Таин, говорящего: "Сие творите в Мое воспоминание", но не понимающим правильно слово "воспоминание" и дерзающим говорит, что оно (то есть воспоминание) обновляет мечтательно и образно Жертву Его Тела и Крови, принесенную на Честном Кресте Спасителем нашим в общее избавление и очищение, и что оно обновляет и ежедневную Жертву, приносимую священнодействующими Божественные Тайны, как предал Спаситель наш и Владыка всех, и поэтому вводящим, что это иная жертва, чем совершенная изначала Спасителем и возносимая к той мечтательно и образно, как уничижающим неизменность жертвы и таинство страшного и Божественного священнодействия, которым мы принимаем обручение будущей жизни, как это изъясняет Божественный отец наш Иоанн Златоуст во многих толкованиях великого Павла, анафема трижды" (Успенский Н. Д. Византийская литургия. // БТ. N. 26. М., 1985, С. 15–16).