— Ну и слава Богу. А в чем же тогда дело? — игнорируя ее нежелание поддерживать разговор, не унимался гость. — За непродолжительное время нашего знакомства вам удалось доходчиво объяснить, что вы обо мне думаете. Вот если бы вы показали мне, где я могу лечь спать… — Он заметил, как окаменело лицо Бетти. — Господи, а теперь-то что?
Девушка глухо произнесла:
— Здесь только одна спальня, с одной кроватью. Понимаете, родители вывезли почти всю мебель.
Бетти заметила легкое смущение, промелькнувшее на лице Симона, и неожиданно для себя обнаружила скромного ранимого человека, скрывавшегося под маской развязного и легкомысленного типа. Гипнотизирующий взгляд черных глаз, устремленный на нее, заставил девушку покраснеть.
— Что значит «одна кровать»?
— То, что я сказала, — буркнула Элизабет. — Старинная кровать, принадлежавшая моим предкам. Она оказалась такой громоздкой, что родители решили оставить ее здесь. Я привезла с собой постельное белье, но только один комплект.
Возникла мучительная пауза.
— Понимаю, — наконец тихо произнес Симон. — Вы хотите сказать, ваша мама сочла возможным, чтобы вы разделили ложе с вашей родственницей.
— Мама растерялась, получив письмо, — стала оправдываться Бетти. — Не знала, что делать. Не было времени, чтобы связаться с вами и все объяснить.
— Так вот почему вы места себе не находили! Мысль о том, что вам придется провести ночь со мной в постели…
— Я не собираюсь спать с вами в одной кровати! — возмущенно вскрикнула девушка. Ее лицо пылало от гнева. — И потом, я действительно была несколько… обескуражена.
— Не стоит беспокоиться на мой счет, — невозмутимо заметил гость. — Вы не первая женщина, с которой мне предстоит разделить ложе.
Не зная, что и сказать, Элизабет ошалело уставилась на него. Мало того что ситуация идиотская, двусмысленная, так этот свалившийся как снег на голову родственничек еще и подтрунивает!
— Да, в этом я не сомневаюсь. Но в отличие от вас мне еще не приходилось спать с… — Она запнулась на полуслове, однако, судя по реакции Симона, сказала достаточно.
— Уж не собираетесь ли вы сообщить мне, что вы — девственница, а?
Бетти зарделась. Какая нелегкая потянула ее за язык? Уж лучше бы промолчала. Она хотела придумать что-нибудь, что могло бы поднять ее реноме, но одного взгляда на Симона было достаточно, чтобы убедиться в бесполезности затеи. Его черные, как южная ночь, глаза проникали в самое сердце и были своего рода ловушкой.
— Девственница, — задумчиво протянул он, внимательно присматриваясь к Бетти. — Вам, наверное, двадцать пять — двадцать шесть?
— Угадали. Двадцать пять.
— Вы очень привлекательны… Стройные ноги… — продолжил он, оценивающе разглядывая ее фигуру. — Свитер мешает сказать что-либо определенное о груди, но, по-моему…
Девушка чуть не задохнулась от возмущения, слушая эти сомнительные комплименты.
— Вы с чем-то не согласны? — изумленно поднял бровь Симон.
— Когда мне понадобится ваше мнение о моем теле, я дам вам знать!
— Не стоит принимать мои слова близко к сердцу. Просто любопытно, почему у такой симпатичной девушки нет любовника. Когда мне было столько же лет, сколько и вам…
Ему, вероятно, тридцать четыре — тридцать пять, но из-за сильного загара и легких морщинок у уголков глаз Бетти могла и ошибиться. Не было ни седины в черных как смоль волосах, ни очевидного излишка веса.
— У меня нет ни малейшего желания слушать о ваших любовных похождениях, — решительно заверила она.
— И что ж, ни одного мужчины в жизни? — гнул свое гость. — А сейчас…
Нет, это уже слишком.
— По правде говоря, у меня есть мужчина: я помолвлена. Видите ли, Бенджамин слишком уважает меня, чтобы… затащить в постель.
Услышав жизнерадостный смех, Элизабет обиженно замолчала. Красные пятна выступили на ее щеках.
— Уважает? — переспросил Симон. — Да у него, видно, избыток уважения. Что он за человек?
— Воспитанный, респектабельный, трудолюбивый, — с гордостью сообщила она. — И это не ваше дело.
Гость как-то странно посмотрел на Бетти, дьявольский огонек заиграл в его глазах.
— О, понимаю. И полагаю, этот достойный, преисполненный чистых помыслов господин не одобрил бы, конечно, если бы узнал, что его невеста проведет наедине с другим три дня и три ночи.
Девушка собралась возразить, что Бен все поймет, но вспомнила о его щепетильности, граничащей с ханжеством, если дело касалось секса. Надо надеяться, никаких слухов и сплетен, неприятных ее жениху, не будет, потому что никто чужой об этом не узнает.
Она взглянула на Симона и увидела, что тот с нескрываемым любопытством наблюдает за ней.
— Конечно, Бенджамин все поймет, — солгала Бетти, пряча глаза. — Он доверяет мне и, кроме того, не может быть и речи о чем-то… ну, скажем, предосудительном. Ведь это недоразумение.
— Возможно, жених верит вам, но очевидно и то, что он не хочет вас. И сам факт помолвки мне кажется несерьезным и ни к чему не обязывающим.
— Если секс не является основой отношений, то это не повод издеваться над ними, — зло буркнула девушка.
— Насколько я понимаю, секс в данном случае вообще исключен, — невозмутимо возразил Симон. — Боже правый, я-то думал, что женщины, подобные вам, исчезли еще в прошлом веке. А как родители относятся к вашей помолвке?
— Они… им нравится мой выбор, — покривила душой Бетти.
— Звучит как-то неубедительно. Мне кажется, вы дали маху с этой помолвкой.
Девушка не верила своим ушам. Она слышала, что латиноамериканцы обычно откровенны в своих высказываниях, но не до такой же степени? Прямолинейность Симона граничит с грубостью. И если уж нельзя выгнать наглеца, то хотя бы надо попытаться поставить его на место. Однако Симон сам вдруг резко переменил тему разговора.
— Случайно не найдется что-нибудь поесть? Я завтракал очень рано, а в самолетах никогда не ем.
Он говорил таким тоном, будто часто летал и много путешествовал, чем, к недовольству Элизабет, пробудил в ней нечто похожее на любопытство. Как она уже заметила, его одежда, несмотря на кажущуюся простоту, была дорогой и хорошо сшитой. Глядя на ее владельца, было невозможно понять, что он за человек и чем занимается.
— Есть пицца, но ее надо разогреть. — Девушка встала, чтобы уйти на кухню. — В письме вы упомянули, что у вас здесь есть дела. Какие, если не секрет?
— Я занимаюсь археологией. Если бы вы знали, как много скрывают горы…
— И вы решили заодно заскочить к нам и покопаться в прошлом нашей с вами семьи?
Симон лишь насмешливо улыбнулся в ответ на ее агрессивность. Да, крепкий орешек, с толку не собьешь. Но как заставить его хотя бы соблюдать приличия, размышляла Бетти, ставя пиццу в духовку и не забыв на сей раз про прихватки.
— У нашего рода очень древняя история, не ограничивающаяся двумя столетиями и Американским континентом, — дружелюбно начал гость. — Мне известно, что из Европы предки приехали в Скалистые горы, и я подумал: неплохо бы попытаться найти родственников.
— Бенсон достаточно распространенная фамилия в Штатах, — меланхолично заметила Элизабет.
— Мне мать говорила, что наш пращур приехал именно из этой части Америки. Его звали Сайрус, как и вашего отца. Это ведь редкое имя. А в семейных дневниках…
— В вашей семье тоже принято вести дневники? — Лицо Бетти просветлело, и враждебность к Симону неожиданно исчезла. — О, мне бы хотелось заглянуть в них! Мама попросила Ллойда снести наши с чердака. Она подумала, что, возможно, вы заинтересуетесь ими. По традиции, все женщины нашей семьи ведут записи…
— Что это? — неожиданно спросил Симон, указывая на разложенные на столе кусочки ткани.
Что за несносный человек! Везде сует свой нос! Однако придется соблюдать законы гостеприимства.
— Я делаю панно «Времена года», — услышала Бетти свой непонятно почему дрожащий и слегка прерывающий голос.
Неужели из-за того, что Симон стоит рядом и от одного взгляда на него начинает слегка кружиться голова? Нет, конечно, нет. Невероятно, нелепо, невозможно, чтобы она реагировала на этого грубого аргентинца так, как никогда не реагировала на Бенджамина, человека, за которого собиралась выйти замуж…