– Люди бывают разные: злые, е очень злые, равнодушные и хорошие, которые добрые.
Её спрашивали:
– Настенька, а кто такие, по-твоему, равнодушные?
И она отвечала:
– А такие, ни не злые и не добрые. Они просто никого не любят. Им всё равно, нравятся они людям или нет. Как есть, так и будет. Это плохо. Людей надо любить.
– Значит, ты всех людей любишь? Даже злых?
Настенька вздыхала, морща лоб, и говорила:
– Нет, злых я не люблю, но мне их жалко. Ведь они злые потому, что у них что-то плохо получается. Или они не понимают других. Тогда ничего не поделаешь – приходится драться. Дедушка воевал с очень злыми людьми – фашистами. Он даже убивал их, потому что фашисты не понимали, что нельзя убивать других людей. Но когда им самим стало плохо, когда их победили, то многие из них в плену оказались добрыми весёлыми людьми. Так рассказывал дедушка.
Девочке задавали вопрос:
– А кого же ты считаешь добрыми?
Настенька подробно отвечала, как понимала сама:
– Добрые те, кто всех любят. Вот моя мама любит меня. Папа любит меня и маму. Дедушка любит папу, маму, меня и всех моих друзей. Он никого никогда не прогоняет, ни на кого не сердится, и все его любят. Он самый-самый добрый.
Так говорила маленькая девочка. Она выросла и по-прежнему любила деда больше всех на свете. Когда ему делали операцию на лёгком – вырезали поражённый участок, и нужна была донорская кровь, то Настенька, бывшая к тому времени ученицей десятого класса, заявила, что её кровь самая подходящая. Кровь и в самом деле подошла, и после выздоровления деда внучка гордо говорила всем:
– У моего деда моя молодая кровь течёт в жилах, а во мне его боевая.
Дед часто рассказывал о трудных военных буднях солдата. Не специально, а когда к слову приходилось, рассказывал. Посидеть просто, послушать истории бывалого человека в наши дни молодежи некогда. Столько у них дел: собрания, заседания, репетиции, походы – им не до стариков. Вон он сколько раз предлагал внучке зайти к нему, как он говорил, на работу не посидеть за столиком, а только глянуть, где он работает да что за люди приходят.
– Это тебе будет полезно, – уговаривал дед. – Разные люди у нас бывают. Целая энциклопедия жизни. И как они меняются! Входят такие чопорные, чистенькие, вежливые, а выходят порой такими, что смотреть тошно. Что выпивка делает? Глянь одним глазком и больше не захочешь.
Но Настенька всё отказывалась, резонно объясняя:
– Ну чего я туда пойду? Вдруг учительницу встречу или ещё кого – что подумают? Да и времени нет на пустые хождения.
А тут вот на тебе, сама прибежала.
– Неужели ты у нас поесть хочешь? – удивился дед. – Ой, да ты в вечернем платье, – продолжал он, изумлённо наблюдая, как его любимица расстёгивает свой лёгкий плащ, стряхивая движением плеч капли воды и раскрывая тёмно-синее шифоновое платье.
– Дедусь, что значит поесть? Дома что ли ничего нет?
Девушка остановилась, видимо, не решаясь сразу сказать самое главное. Гранат опять заалел на щеках и она, выпустив из рук края так и не снятого плаща, подняла ладони к лицу, чтобы попытаться скрыть огонь, и сумочка, висевшая на руке, слегка подскочила, задержавшись у локтя.
– Просто меня ждут здесь, то есть должны ждать, – поправилась она. – Только, дедусь, я ведь не знаю где всё это у вас и как. И может, он ещё не пришёл.
Дед, видя смущение внучки и поняв, наконец, ситуацию, засуетился, рассуждая вслух, сыпя словами и ища в то же время правильное решение:
– Ага, ну да, ну да. Стало быть, это не они, а он. Сейчас проверим, пришёл или нет. Ты пока раздевайся. То есть, давай я тебя раздену. Макарыч, возьми-ка плащец моей внучки. Далеко не вешай. Вот тут без номерка. Я сам её одену.
– Да как же, дедусь, – прошептала возмущённо Настенька, уткнувшись лицом в широкую бороду деда, распластавшуюся белым инеем по всей груди бывшего солдата, – а вдруг он потом выйдет проводить и захочет помочь одеться?
– Ах да, вот я дурень, – спохватился дед и не мало смутившись сам стал исправлять оплошность:
– Макарыч, давай с номерком. Я малость перепутал. – И повернувшись к внучке, уже построже:
– Но без меня не уходи. Кто он хоть? И что это ты надумала с ресторана начинать?
– Я не начинаю, дедусь, – спокойно ответила Настенька. Спокойствие пришло почему-то с этим вопросом, на который она хотела ответить, прежде всего, самой себе.
– Я ничего не начинаю. Так уж получилось, что мы учимся в одном институте. Он на четвёртом курсе. И он пригласил меня. Я бы, конечно отказалась, но он назвал твой ресторан, вот я и решила прийти сама, чтобы ты мне показал как и что. Когда-то ведь надо научиться. Лучше с тобой, чем без тебя. Настенька говорила всё как на духу. Перед нею был её дед, которому можно было почти во всём признаться. И он, конечно, всё понял и со всем согласился, как всегда: