Жиль завернул чайник в маленькое полотенце и спрятал среди вещей Колетт в чемодане, затем вновь взял девочку на руки, прижался лбом к ее лобику.
– Все будет хорошо, ma petite chérie[4]. Мадам Боско обещала присмотреть за тобой, пока я не вернусь.
Взяв чемодан, он быстро вышел из дома и направился к соседней ферме. В большом итало-французском семействе Боско своих детей было семеро, однако они не спросили Жиля, с чего ему может понадобиться оставить им дочь на неопределенное время. Понимали, что лучше не знать.
– Non, Papa!
Нижняя губка Колетт задрожала, но Жиль не замедлил шаг и не обернулся. Лишь прижал ее белокурую голову к своей груди и зашагал быстрее, глядя на освещенные окна каменного дома. Белые простыни реяли на веревке, подобно сигналу тревоги.
Дверь открылась, не успел он к ней подойти. Дородная фигура мадам Боско заполнила проем; из-за ее спины выглянула маленькая девочка, темноволосая, как мать, но тоненькая как тростинка.
– Иди в дом, – велела ей мадам Боско. – И смотри, чтобы твои братья и сестры не подходили к двери.
Мадам Боско повернулась к Жилю.
– Сейчас? – тихо спросила она.
Он кивнул, еще крепче прижимая Колетт к себе, зная, что просит свое дитя о невозможном. Зная, что подобная сцена в эти дни разыгрывается вновь и вновь на полыхающих полях Европы. Хор детских плачущих голосов и отчаянного воя родителей несется сквозь тяжелый воздух, пропахший дымом пожаров. Этот горестный хор звучит отчетливо, да только никто не слышит.
Жиль прижался губами к потному лобику Колетт и залитым слезами щечкам, в последний раз вдыхая родной запах.
– Ты мое сердце, ma chérie, – сказал он, обхватив ее маленький кулачок своей огромной ладонью: они играли так каждый вечер. – И только ты можешь его освободить.
Он разжал ладонь, выпрямил пальцы и легонько пошевелил ими – так колышутся лепестки подсолнуха на ветру. Несмотря на слезы, малышка вспомнила свою роль и раскрыла ладонь. Маленькие пальчики пошевелились медленно и неохотно.
– Помни, – прошептал Жиль ей на ушко, нежное, как цветок. – Помни: ты в моем сердце.
Боясь передумать, он быстро передал Колетт в распахнутые объятья мадам Боско. Глаза женщины наполнились слезами, когда она приняла всхлипывающего ребенка.
– Мы позаботимся о ней, пока ты не вернешься. Мы уже предупредили детей.
Жиль кивнул, вспоминая, как мать Колетт гладила белокурые локоны дочери, достал из кармана открытку и протянул ее мадам. Края открытки истрепались, разлохматились – он так часто брал ее в руки и перечитывал, что фотография пляжа с невероятно белым песком отпечаталась в его памяти. Мадам взяла карточку, ее большой палец закрыл иностранную марку.
– Если что-нибудь случится, напишите моему другу. Здесь его имя и адрес. Если я не смогу вас найти, поеду к нему. – Он помолчал. – Спрячьте ее. Так будет для вас безопаснее. Не задавайте вопросов.
Мадам Боско кивнула, и он заметил, что рука, которая держит открытку, дрожит.
– Буду молиться о том, что, когда все закончится, я верну вам в руки и Колетт, и открытку.
Жиль печально посмотрел на нее.
– Надеюсь, Бог услышит ваши молитвы. Мои давно до него не доходят. – Подняв чемодан, он поставил его на порог. – Будьте с ним осторожны. Я уложил кое-что драгоценное, память о нашем доме и семье.
Жиль в последний раз прижался губами к мягким локонам Колетт.
– Au revoir, ma chérie[5]. Я вернусь за тобой, обещаю. Сколько бы времени ни прошло.
Дочь смотрела на него снизу вверх глазами своей матери, большими и темными.
– Ne va pas, Papa![6] Не оставляй меня.
Мадам взяла девочку на руки, но та принялась вырываться, отчаянно дрыгая ногами.
– Да хранит вас Бог, пока мы не встретимся вновь, – проговорила мадам.
Жиль положил ладонь на ее руку и крепко сжал. Скорбь, как цемент, сдавила его горло.
Он быстро зашагал к полю и, оглянувшись в последний раз, побежал. Он слышал крик дочери, и ему казалось, что он слышит плач умирающих пчел, которые падают на иссушенную землю, оплакивая все, что было хорошего в прошлом.
Глава 1
«Пчела собирает мед с цветка, стараясь причинить ему как можно меньше вреда, и оставляет цветок неповрежденным и свежим, каким он был до нее».
Джорджия.
Апрель 2015.
Новый Орлеан
Воспоминания – воры. Подкрадываются, когда ты меньше всего ожидаешь, прижимают холодные руки к твоему лицу, душат. Даже в самые жаркие дни от них веет холодом, посреди ночи они будят тебя резким тычком. Дед однажды сказал мне, что воспоминания – как вода из крана, а кран можно отвернуть или завернуть по желанию, и что когда я стану такой же старой, как он, я научусь это делать. Видимо, я пока недостаточно стара: мои воспоминания всегда в положении «включено», в голову так и льются картины и обрывки разговоров, которые я мечтаю забыть.