— Извините, Борис Васильевич, но к вам из прокуратуры... следователь. .
— Пусть проходит,— после некоторой паузы раздается из динамика сухой голос.
Снимаю шубу, иду в кабинет.
Начальник управления недоуменно приподнимает брови, но встает из-за стола и широкими шагами идет навстречу.
— Мизеров,— аккуратно пожимая мою руку, говорит он и представляет пожилого, бритого наголо мужчину со склеротическими жилками на полном лице.— Наш главный инженер, Федор Афанасьевич Омелин.
Узнав, чем вызван визит, Мизеров грустно качает головой.
— Да, все это очень, неприятно... С того времени, как я принял управление, это первый несчастный случай с такими последствиями. Кто бы мог подумать? Хотя все мы, строители, под богом ходим.
— Такая опасная работа? — удивленно раскрываю глаза.
Мизеров покровительственно улыбается.
— Лариса Михайловна, вы не совсем правильно меня поняли. Случайностей много. Тот не туда ступил, этот каску поленился надеть, а руководители за все в ответе. Нет, мы их, разумеется, наказываем, но ведь нормального производственного риска не избежишь,
— Отсутствие ограждений вы считаете нормальным производственным риском?
— Разумеемся, нет. Прораба Дербеко я не оправдываю. Тут его прямая вина, но и пострадавшему следовало быть поосторожней.
— Погибшему,— уточняю я, чем вызываю гримасу легкого раздражения на лице Мизерова.— К тому же Хохлова забыли проинструктировать по технике безопасности.
Борис Васильевич согласно кивает.
— Явное упущение. Ума не приложу, как Дербеко не проследил, чтобы Хохлов расписался в журнале? .
— Вы убеждены, что упущение только в этом?
— Дербеко — опытный строитель. Не думаю, чтобы он мог допустить к работе без инструктажа.
— А без медицинской справки?
Лицо Мизерова становится тревожно-сосредоточенным, как у водителя, идущего на рискованный обгон. Он бросает короткий, но пристальный взгляд па главного инженера. Тот отводит глаза.
— Как пи прискорбно, Дербеко и тут не доглядел,— качает головой Мизеров с таким видом, словно отдает на заклание лучшего друга.
Спрашиваю главного инженера:
— Федор Афанасьевич, вы тоже так считаете?
— Лариса Михайловна,— вместо Омелина отвечает его начальник.— О чем сейчас говорить? Как бы мы ни считали, технический инспектор профсоюза пришел к выводу, что непосредственный виновник несчастного случая — Дербеко.
— Технический инспектор указывает и на отсутствие надлежащего контроля с вашей стороны,— напоминаю я.
— Что ж, мы не снимаем с себя моральной ответственности. Ни я, ни Федор Афанасьевич. Придется быть вдвое жестче и требовательней. Прораб уже наказан моей властью: объявлен строгий выговор, лишен всех видов поощрений. Но, разумеется, и мы с главным инженером не остались без взысканий. Теперь на каждом совещании будут нас поминать,— сокрушенно говорит Мизеров и косится на часы, давая понять, что я отнимаю время у очень занятого человека.
— Значит, чувствуете за собой лишь моральную ответственность?
Спрашиваю, а сама смотрю на Омелина. Тот продолжает разглядывать лежащий перед ним чистый лист бумаги.
Снова вместо главного инженера отвечает Мизеров:
— Мы сделали все, чтобы хоть как-то облегчить положение семьи Хохлова. Всеми правдами и неправдами выбили для его жены и детей трехкомнатную квартиру в доме улучшенной планировки. Сами понимаете, как это было сложно: он же не наш работник. Взяли на себя расходы по похоронам…
Вижу, что он опять косится на часы.
— Как найти дом, где погиб Хохлов?
— А-а-а? — вопросительно тянет Мизеров.
— Необходимо осмотреть место происшествия и допросить Дербеко.
— Понимаю,— встревоженно говорит он, потом называет адрес...
На крыльце спохватываюсь. Вот растяпа! Опять варежки забыла! Вбегаю я приемную и слышу конец фразы, доносящейся из селектора: «...быстренько найдите мне Дербеко!»
Так и есть! Мои пуховые варежки спокойно лежат на стуле я ждут хозяйку. .
3.
Прокурорская «Волга» прижимается к сугробу, пропуская выезжающий из распахнутых ворот длинный панелевоз, и, плавно покачиваясь па ледяных выбоинах, катит к девятиэтажке.
— Подожди, пожалуйста, я быстро,— прошу водителя.
Территория стройки пустынна, и, несмотря на залежи бетонных плит, блоков, торчащие из снега доски и трубы, создается впечатление, что нога человека здесь не ступала. Холодный ветер кружит поземку, гремит плохо прибитым к степе вагончика листом железа с облупившимися буквами, призывающими соблюдать правила безопасности работ, подвывает в пустых глазницах неостекленных окон, врывается с подъезды. Чувство арктического одиночества исчезает, когда из-за угла появляется невысокий пожилой мужчина в огромных серых валенках, ватных штанах, телогрейке и желтой пластмассовой каске, косо сидящей поверх шапки с завязанными под подбородком ушами. Он, уставившись глазами в землю, тянет за собой доску. Притопывая, чтобы как-то погреть ноги, жду его приближения. Взгляд мужчины упирается в мои сапожки, и он озадаченно поднимает красное от ветра лицо.