— Ведь знаете же, какая у вас обстановка... А план требуют. Вот и разрываюсь на части. Закрутился, Проинструктировал, а расписаться — забыл заставить. Зайцев расписался, а за Хохловым не проследил.
— А медосмотр?
— Откуда мне было знать, что он подслеповатый! Зайцев тоже в очках, и ничего, работает. Но руководство я поставил в известность, что люди из института без врачебных справок пришли. А они: потом, мол, осмотр пройдут! Всегда у нас «давай», а прораб крайний!
— «Руководство» — это кто?
Прораб открывает рот, но тут же и закрывает.
— Повторяю вопрос.
— Не помню... Помню, докладывал, а кому?.. Хоть убейте.
— Не ставить ограждения — тоже указание свыше?
— Досок не было,— мрачнеет Дербеко.— Сроду никто не падал...
— Неправда, Антон Петрович, доски у вас под снегом...
Дербеко тяжело вздыхает, молчит. Напоминаю о понятых. Он встает и выходит из вагончика.
Вскоре вваливаются Жижин и Бабарыкин. Жижин, не глядя в мою сторону, рывками стягивает телогрейку, надевает пальто, прощается почти не разжимая губ и выскальзывает за дверь. Бабарыкин переодевается медленно, не спуская с меня любопытных глаз. Выходя, ехидно ухмыляется:
— Спасибо за тринадцатую...
— Пожалуйста,— говорю ему вслед.
Раскрасневшийся от быстрой ходьбы Дербеко приводит двух понятых. Сообщает, что это водители панелевозов, и просит долго их не задерживать. Мы выходим на улицу. После жаркого вагончика кажется, что потеплело, но с первым же порывом ветра это ощущение улетучивается.
В подъезде достаю из сумочки блокнот и пробую расписать ручку. Бесполезно. Придется пользоваться дефицитным косметическим карандашом... Шаг за шагом осматриваю этажи.
На лестничной площадке четвертого слышу доносящийся из квартиры стук молотка, поворачиваюсь к прорабу.
— Это наш плотник, Дементьич... Данилов,— поясняет он.
На голос прораба в дверном проеме появляется тот самый мужчина в желтой каске. Следом за ним — Зайцев. Оба с любопытством смотрят на нашу процессию.
Внимательно оглядываю бетонный пол и замечаю закатившуюся в щель между плитами пуговицу. Черную пуговицу от верхней одежды, обычную, если не считать, что она лежит там, откуда упал Хохлов, и не видеть обрывки ниток. Оборачиваюсь, чтобы заострить внимание понятых на находке, и встречаюсь с глазами Дербеко. Он хочет отвести взгляд, но против воли продолжает смотреть на меня. Я же смотрю на его правую руку. Она потихоньку пробегает по пуговицам полушубка и успокаивается: все пуговицы на месте. Длится это каких-то две-три секунды.
— Зря вы... Никто в его смерти не виноват,— вздыхает Дербеко.
— Вы по-прежнему так считаете? — удивляюсь я.
Дербеко неопределенно пожимает плечами.
— Неужели никаких сомнений?
— Какие сомнения? — резко возражает он.— Обыкновенный несчастный случай.
В глазах Дементьича — все то же любопытство. Зайцев, почесывая бороду, отрешенно смотрит вниз. Понятые недоуменно переглядываются.
Вырываю листок из блокнота и заворачиваю пуговицу. В упор гляжу па Дербеко.
— Несчастный случай, происшедший по вашей вине.
Когда заканчиваю осмотр, с улицы доносится требовательный автомобильный сигнал. Узнаю «голос» прокурорской «Волги». С ужасом смотрю на часики. Все! Больше шеф машину не дает. Прошу понятых дожидаться в вагончике и быстро сбегаю но лестнице.
— Не слишком ли долго?
Шофер встречает меня улыбкой.
Сажусь в машину, но только для того, чтобы отогреть ноги.
— Интересная? — кивнув на книгу, спрашиваю я. У Виктора всегда какая-нибудь книга.
— Читать можно... О милицейской работе — «Гамак из паутины», детективная хроника.... Едем, а то шеф уже, наверное, заждался.
— Мне еще протокол написать, да двух человек допросить,— говорю я.— Придется добираться па автобусе.
— Понимаю,— улыбается Виктор.— Если шефу машина не нужна, я через часок заскочу.
Обрадованно выскакиваю из «Волги».
4.
Вагончик встречает меня напряженной тишиной. Дербеко уткнулся в бумаги, но по тому, как он быстро оборачивается при моем появлении, становится ясно, что его мысли заняты отнюдь не изучением документов. Зайцев продолжает штудировать свой фолиант. Дементьич сидит с закрытыми глазами, протянув ноги в больших валенках к калориферу. Нетерпеливо курят понятые. Извиняюсь перед ними и, изредка заглядывая в блокнот, строчу протокол осмотра места происшествия.
Минут через двадцать понятые, ознакомившись с протоколом и подписав его, уходят. Вынимаю из сумочки сложенный вчетверо бланк протокола допроса свидетеля, разглаживаю, проставляю дату и поднимаю глаза на Данилова.