Вместе с дедом и отцом Кузьки Федя переправлял по, нехоженым для людей, крысиным и волчьим тропам, детей на Большую землю.
Когда сотрудники Гесса выманили Хранителя из Ленинграда, стояла осень сорок четвертого. Только в ноябре сорок пятого друг Федора, француз Виктор привез полуживого Федора в город. Оставаться Виктор не мог и вернулся во Францию, поручив заботы о друге Наталье Андреевне. Верные Михаил и Петр воевали на Западном фронте, а Наталья была в эвакуации. На Хранителе не было живого места. Он представлял собой одну огромную рану. Виктор оставил ей указания, как надо лечить друга и препараты. Екатерина Андреевна, как могла, защищала Федора, ибо в таком состоянии он не смог бы обидеть даже муху. Отпаивала врача особыми травами, за что врач ей был бесконечно благодарен. И как только встал на ноги, отблагодарил женщину, вернув ей репрессированного тогда сына-разведчика.
Парня угораздило попасть в плен и сбежать на следующий же день. Но день, проведенный в плену, СМЕРШ посчитал изменой Родине. Если бы не вмешательство Федора, сын Екатерины Андреевны просто пропал бы, как и сотни, тысячи...
Однажды, после очередного дежурства в госпитале, Беляев вернулся в холодную, как могилу, коммуналку. Он позвал соседку, но она не отозвалась. Почуяв неладное, он вбежал в ее комнату. У бедной женщины была пробита голова. Воры унесли из коммуналки последнее, что можно было унести. Пережив страшную войну, старушка была убита обыкновенными уголовниками...
Когда Федор, понял, что Екатерину ему не воскресить, он решил наказать убийц. Он нашел их, но радости ему это не доставило. У одного из них было четверо, а у другого двое малолеток.
Похоронив благородную женщину, бывшую для него больше, чем соседкой, врач затосковал.
«Какой же я к черту Хранитель, если не мог помочь?» - который раз задавал себе вопрос врач и, как всегда, не получал ответа.
Непродуманная стратегия командармов и бешеная политика против своего же народа, безжалостный молох, не дали тогда народу в кратчайшие сроки выиграть эту войну. Какой урожай собрала Госпожа Живых тогда, возможно, не знала и она сама.
Перед глазами Федора все еще стояли жители его города, заключенные Освенцима, сожженные заживо жители прибалтийских, белорусских, украинских, русских сел, деревень, коим не было числа.
Застенки Ананербе, где Федор находился почти год, он вспоминал тоже. Он считал себя виновным в гибели многих невинных людей, которых замучили благодаря его несговорчивости и нежелании служить немцам. А после... лаборатория доктора Менгеле... Если бы не местные альвы, которые нашли тогда Виктора и вмешательство Отто Скорценни, одним Хранителем стало бы меньше.
И вспоминая сейчас, по прошествии многих лет, эту войну, Федор тосковал от своего тогдашнего бессилия, невозможности что-либо исправить. Врач нервно перебирал струны гитары, пил только водку, отчего Кузьме всегда в этот день становилось не по себе. Он предпочитал молчать, но находился с Федором всегда рядом в этот день. Дед предупреждал его об этом. Кузя знал, что тоска Федора может привести к невероятно плохим последствиям для всех. Дождавшись, когда врач наконец-то уснул, выронив из рук инструмент, Кузя, с облегчением расчистил себе место среди антикварных завалов и улегся рядом на полу, сторожить Федькин сон.
Глава 5.
Три года назад.
В прихожей просторной, дорого обставленной квартиры в старом доме, у зеркала стоял, ожидая, хорошо одетый мужчина, периодически посматривая на часы.
Это был высокий, очень красивый брюнет с изумрудно зелеными глазами. Его чуть вьющиеся волосы были по-военному коротко пострижены, но явно в дорогом салоне. Холеное лицо имело твердое и холодное выражение. От левого уха, наискосок через щеку, шел искусно скрытый пластическим хирургом, почти не видимый, шрам. Мочки правого уха не было, но это тоже было искусно замаскировано.
Он снова посмотрел на часы, и в этот момент дверь в квартиру отворилась. В коридор вошла Ирина Костромина в легком плаще.
- Привет, Кирюша.
«Кирюша», сумрачно кивнув, еще раз, демонстративно, посмотрел на часы. Ирина сняла плащ. Под ним была прокурорская форма.
- Ты даже не одета! - возмутился мужчина.
- Нас всех на совещание вызвали, Кирюша! - извиняющимся тоном сказала Ирина.
На Кирилла увещевания жены впечатления не произвели:
- В такой день могли бы тебя и отпустить!
- Кирилл, прекрати! Не жалуйся, дорогой! В кои-то веки не я тебя жду, а ты меня. Я уже полностью готова, мне просто платье надеть! - уже гораздо более твердо ответила Ирина.
- Увы, мне! Покорно ожидаю, пока вы наденете платье, госпожа, - сказал Кирилл, а затем добавил, - Но не забывайте, что Вас ждут еще тридцать человек.
В ресторане было людно. За большим, богато накрытым столом в центре небольшого отдельного зала ресторана сидела компания во главе с Кириллом и Ириной. За столом сидели в основном мужчины, женщин было немного. Среди приглашенных был Кузьма с бабушкой. Все говорили тосты, весело перекликаясь.
- Так, у нас свадьба или нет? - спросил один из офицеров, сидевших за столом, - Горько!
Кирилл улыбнулся, приподняв бровь:
- Ой, Ирочка?
Ирина засмеялась:
- Конечно, свадьба!
Она встала и, потянув за собой Кирилла, поцеловала его взасос.
Офицеры, в полном восторге, закричали:
- Ура!
- Так! - громко сказал сидящий рядом с Кириллом генерал, - Не свадьба, а десятая годовщина! Десять раз целуйтесь!
Все захлопали, не веря в свое счастье.
- Раз! Два! Три!... Десять!!!
«Молодожены» в изнеможении упали на стулья, пытаясь отдышаться. Затем Кирилл встал и, призвав всех к тишине, начал говорить:
- Я хотел бы поднять этот тост за замечательного офицера, человека, который заменил мне отца, вывел меня в люди, всегда помогал мне советом и делом. За Андрея Михайловича Звонникова.