- Что мне надлежит сделать наипервейшее?
Раздался шорох, люстры зазвенели подвесками и, дребезжащий голосок произнес:
- Просить Хранителя оказать покровительство...
Императрица вскрикнула и уронила жемчужную нить, что прикладывала к простой, но изысканной утренней прическе. Фрейлины зашептались.
Федор, с утра пораньше, бранил Петра Кравченко, когда в имение прискакал взмыленный фельдъегерь с пакетом для Его милости полковника Беляева. Кравченко был изгнан из кабинета, чему немало обрадовался и Федор распечатал конверт, в котором были обычные «подарки» - очередной орден, жалованное имение в Малороссии и необычная просьба - небольшой конверт со скрепленным личной печатью императрицы письмо, выдержанное в самых кротких выражениях, приглашавшее полковника ко двору, для личного визита.
Беляев подумал, пожал плечами, подошел к зеркалу и стукнул по его поверхности пальцем. По зеркалу прошла рябь, зеркальные волны смыли отражение Федора и принесли зрелище пышнотелой красавицы, стоявшей у окна и державшей в руках письмо. При виде такой женщины Федор неосознанно приосанился, забыв о том, что перед ним всего лишь отражение в зеркале, затем по молодецки тряхнул головой, вернул свое отражение, с кислой миной осмотрел «кавалера» в домашнем халате и сеткой на волосах, сетку тут же снял, от зеркала отвернулся и пошел писать ответное послание с уверениями в своей преданности и прочая, и прочая...
Императрица волновалась. С самого утра ей было не по себе. Тот самый Хранитель, шепотки о котором она слышала с тех самых пор, как приехала в Санкт-Петербург, но никогда не решалась о нем расспрашивать, должен был прибыть сегодня вечером. В ответном письме, составленном на безукоризненном французском, полковник Беляев обещал прибыть, но требовал строжайшей тайны.
В назначенный час Екатерина сидела у окна Эрмитажа, что в парке Петергофа, наряженная в белоснежный роброн из нежнейшего бархата. Поверх него на женщину была накинута сеточка, наподобие рыболовной, только в каждой ячейке этой сети сидело по бриллианту. В руках она крутила золотую табакерку, украшенную двумя топазами.
Неожиданно, все свечи в комнате погасли. Женщина услышала хлопанье крыльев. Ее рука сама потянулась к колокольчику.
- Не нужно никого звать, Ваш Величество, - услышала она мужской голос за спиной и в тот же момент комната осветилась ослепительным светом.
Екатерина в ужасе обернулась. То, что она увидела повергло ее в столбняк: перед ней, на спинке кресла сидела птица, от перьев которой исходило огненное сияние.
- Так это правда... Ты действительно не человек.., - сказала императрица, более всего на свете сейчас желавшая броситься наутек. Колени, к сожалению, были ватные, - Жар-птица...
- Да, - кивнула головой птица, взмахнула крыльями, свет померк, в комнате вновь воцарилась тьма.
Но вот свечи, как по волшебству, вспыхнули все одновременно. Рядом с креслом, на котором мгновение назад сидело диковинное существо, стоял высокий красивый мужчина, в камзоле сшитом по последней моде, и насмешливо улыбался:
- Так ты звала меня?
Екатерина кивнула, как заводная кукла:
- З-звала... Хранитель...
- Называй меня Федором. Зачем ты звала меня, повелительница?
Никогда еще Екатерина не чувствовала себя настолько ничтожной, как в тот миг, когда феникс назвал ее «повелительница».
- Я... я.., - дыхание молодой женщины стало прерывистым.
- Ты, ты звала меня. Зачем? - Федор сделал шаг вперед, императрица отступила на шаг назад.
- Просить Вашего покровительства, - прошептала Екатерина.
- О! - насмешливо протянул Хранитель, делая еще один шаг, - Мое покровительство нужно заслужить.
Еще не договорив фразу, Федор в три широких шага пересек пространство комнаты, разделявшего его от испуганной женщины, и подхватил ее на руки. Императрица пискнула, как цыпленок, и уперлась руками в грудь мужчины:
- Да как Вы смеете!
В ответ Федор лишь хищно усмехнулся и впился губами в алый рот Екатерины. Поцелуй длился долго. Сначала напряженные руки женщины расслабились, затем осторожно легли на плечи захватчика, а потом жарко обняли мужчину за шею. Федор мурлыкнул и понес свою жертву в спальню.
Утром Екатерина проснулась совершенно одна, только на подушке лежало ослепительно сверкающее перо, обернутое листком бумаги. В руках женщины бумага истлела, но она успела прочесть:
«Буду к вечеру. Люблю. Федор.»
Тайные встречи Хранителя и императрицы продолжались почти год. Самое удивительное, что эти встречи действительно остались для всех тайной. Что кто-то посещает императрицу, знали, конечно, многие. Но кто? Никому и в голову не приходило, что открытое окно императорской спальни и летящая в кромешной тьме птица предвещали бурную ночь любви.
Как-то под утро, когда Федор уже собирался улетать, Екатерина спросила:
- Федор?
- Да, Катти?
- Мне нужно перебираться со всем двором в Москву... Ты не сможешь...
Федор покачал головой.
- Значит мы расстанемся так на долго?
- Я принадлежу этому месту, возлюбленная моя Катти...
- Что мне сделать для тебя? Что бы ты не забыл меня?
- Ничего, моя милая. Я никогда не забуду тебя. Вернешься в Петербург, дай мне знать. Если захочешь, конечно. Просто напиши моим пером: «Прилетай» и выброси листок в окно. Я прилечу.
Ее императорского Величества в столице не было около года. Как только она вернулась в Петербург, то первое, что сделала - бросилась к письменному столу, извлекла из палисандровой коробочки перо, обмакнув его в чернила вывела первые буквы «При...», бросила перо на стол, разорвала бумагу и разрыдалась.
Письмо с одним словом влетело в окно кабинета в имении Беляева только через двенадцать лет. Федор несколько мгновений разглядывал необычное послание, затем, вспомнив, что оно означает, вздохнул.
Императрица, на пике своего могущества, раздобревшая матрона в блеске своей красоты, весь день наряжалась в разные туалеты, что бывало с ней крайне редко, смотрелась в зеркало, не понимала ни единого обращенного к ней слова и гневалась на всех подряд. Наконец, она остановила выбор на жемчужно-сером атласном платье безо всяких украшений, а волосы приказала заплести в косу. Как только ее приказания насчет туалета были исполнены, она повелела всем убираться из ее личных покоев и не появляться до утра.