Переведя взгляд на витрины рядом с Деисусом, он увидел, что весь деисусный чин тоже здесь - фигуры архангелов Михаила и Гавриила были великолепны - грозны и милостивы одновременно, святые Петр и Павел в пурпурных накидках и белоснежных хитонах вглядывались в Федора, словно вопрошая - прав ли ты?
Иоанн Лествичник, Иоанн Дамаскин, Арсений Великий, выписанные на одной иконе сразу, смотрели строго и предупреждающе. Святые мученики Феодор Стратилат и Феодор Тирон со щитами и мечами, в красно-бело-золотых одеяниях, кивали одобрительно - молодец, тезка.
Святые мученики - Евстратий, Артемий, Полиевкт в красно-зеленых римских нарядах, держа в руках маленькие черные кресты, знак своей мученической кончины, смотрели ясно и умиротворенно - выбирай по совести, не гонись за сиюминутным, говорили их взгляды.
Святители Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Богослов в украшенных крестами римских тогах, протягивали Федору свитки с рукописной мудростью. Первые православные святые - равноапостольный князь Владимир, благоверные князья Борис и Глеб в богатых красно-зеленых княжеских одеяниях, глядели задумчиво, не осуждали, зная грехи и за собой.
Федор смотрел на иконы и вспоминал старинный монастырь под Печерой. Там, точно также, на него с икон смотрели строгие лики, под взглядами икон он находил новые силы для того, чтобы жить. С тех пор, как он излечил свои душевные раны в том монастыре и принял православную веру, взяв Михаила Петровича Кравченко крестным своим отцом, он на самом деле стал Федром Михайловичем Беляевым, осознав и приняв свою смертную участь. С тех пор он часто приезжал в монастырь и, чем мог, помогал. Этот Деисус и Святые идеально вошли бы в иконостас главного храма в этом монастыре, свой у них был совсем уж беден.
- Что думаете, Федор Михайлович? - спросил Карл Людвигович, войдя в кабинет.
- Сразу две мысли, Карл Людвигович, сразу две, - отстраненно ответил Федор.
- Поделитесь? - улыбнулся антиквар.
- Извольте. Первая - о том, что сегодня я утрачу целое состояние. Вторая - вы тоже.
Карл несколько мгновений напряженно думал, затем понял скрытый намек на только что проданный втридорога меч, и засмеялся.
- Увы, да. Мне не удастся променять их за три цены. Что Вы выбрали?
- А как Вы думаете? - пожал плечами Федор.
- Все.
- Именно. Вам Нострадамус позавидовать может. Двадцать пять.
- Двадцать пять? - опешил антиквар, но тут же осознал свою оплошность, - Двадцать пять?! Да Вы не одного, Вы двух состояний меня лишить вздумали! Ровно в два с половиной...
- А вот теперь - давайте спорить...
Жаркий торг продолжался битых три часа. Перебрали все. Отслоенный лак, неправильное золочение, не каноническое положение рук, не естественное положение ног, двусмысленно читаемые надписи, плохо читаемые письмена в свитках, и так далее, с одной стороны. Полный Деисус, редкостный стиль письма, превосходное состояние для XV века, новгородская школа - с другой.
- Да это в Русский музей продать можно!
- Продайте, посмотрю я, сколько они Вам заплатят!
- Воля Ваша, Федор Михайлович, больше пятисот с этой не скину!
- Не может она столько стоить. Это что - Феофан Грек?
- Да ее на «Сотби» с руками оторвут.
- Даже не упоминайте. Как они на «Сотби» попадут?
- Никак не попадут, - буркнул антиквар, - Это музейная редкость. Значит, плюс шесть - тридцать две.
- Тридцать - последнее мое слово.
Карл Людвигович посопел, передвинул икону с изображением Архангела Михаила, и Федор увидел за иконами картину Ватто, французскую пастораль. Это зрелище своей неуместностью неприятно поразило его, и он поморщился. Антиквар принял это на свой счет и поторопился сказать:
- Хорошо, хорошо. Тридцать.
- Вот и ладно! - Федор отвернулся от икон. Сердце екнуло и отпустило. Федор и антиквар пожали друг другу руки, завершая сделку.
- Счет Ваш прежний? - уточнил Федор.
- Прежний.
- Ну, так я в банк. А Вы их упаковывайте. Их в монастырь, на Печору нужно отправить. Нечего им в музее делать.
Сердечно распрощавшись, расстались очень довольные доверчивостью друг друга. У каждого были свои соображения по цене этих икон. Через час после ухода Федора, Карлу Людвиговичу позвонил Кузя.
- Карл Людвигович? Кто кому должен?
Карл Людвигович засмеялся. Кузя поспорил с антикваром о том, что Федор больше половины запрашиваемой первоначально цены не даст.
- Я должен! За тридцать уговорил меня, как будто я первый день иконы меняю!
- Цена им красная - пятнадцать, так не очень-то и расстраивайтесь.
- Я и не расстроен, хотя цена им, конечно же, не пятнадцать, - спохватился антиквар.
Глава 9.
Утром следующего дня Федор и Кузьма отправились на Черню речку. Оставив машину в двух кварталах от стройки, они пошли пешком. Все около нужного им места было окручено лентами с надписями «Опасность», «МЧС РФ», «Милиция» и так далее, но наши путешественники, осторожно преодолев зыбкое препятствие, оказались на небольшом пятачке, где и находился вход в подземелье. Провал они нашли сразу же, несмотря на усилия властей замаскировать его под обычную кочку.
Кузя легко сорвал полоску опечатки и они несколько мгновений постояли над черным зевом земли. Федор стоял на шаг сзади, держа в правой руке спортивную сумку, а в левой - фонарь «молнию» и очки ночного видения.
Кузя начал осторожно спускаться по раскрошенным кирпичным ступеням.
- Вот чего я не понимаю, так это - зачем фонарь и очки? - подал голос Федор.
- Фонарь для света, очки - для тебя.
- Вот спасибо! Я вообще-то еще не инвалид, чтобы в темноте подсвечиваться.
- А вскрытие проводить при одной «молнии» будешь?
- Война, что ли? В лаборатории вскрою, как обычно.
- Хрен тебе, а не лабораторию. Прокурор города сказал - никаких костей из склепа не выносить.
- А мы не кости потащим, а весь труп.
- Тогда нас точно растерзают в прокуратуре. Я дал сто одну торжественную клятву, что ничего отсюда выносить не буду, и тебе не дам. И как мы повезем труп? На «Хаммере» на твоем? На заднее сиденье положим?