В следующее мгновение он тоже оказался на кровати и про завтрак на некоторое время забыли, будто его и не было вовсе. Наконец, отдышавшись, Всеслава сказала:
- Ох, уморил совсем!
- Так я... любя, - попробовал оправдаться Кузьма, вспомнил про слегка остывший завтрак и стукнул себя по лбу, - Так я же за этим и уходил! Что, сударыня вы желаете на завтрак?
- Какой завтрак? Вечер уже.., - отмахнулась Всеслава.
- А что, разве есть запрет завтракать вечером? - не сдавался Кузьма, - Так что вы желаете?
- Я бы сейчас.., - Всеслава вздохнула, - Нет... как-то не романтично...
- Что? - настаивал Кузя.
- Я бы борща бы навернула...
Кузьма захохотал, как будто его защекотали, и подтянул к себе сервировочный столик. Там, на самом почетном месте, под нарядно сияющей крышкой-куполом, гордо подбоченившись, стояла пузатая супница, полная остро пахнущего, алого, горячего, словно только что из духовки, борща. Кузя открыл стоящий рядом с супницей горшочек со сметаной и вручил Всеславе ложку:
- Прошу Вас, сударыня...
- А ты?
- А что, я? - Кузя взял вторую ложку и гордо продемонстрировал ее возлюбленной, - Я присоединюсь.
На некоторое время связный разговор прекратился. Когда обширный то ли завтрак, то ли обед был съеден, любовники откинулись на подушки в полном изнеможении.
- У нас с тобой сегодня комплексный завтрак получился, - констатировал Кузьма.
- Это который завтрак, обед и ужин?
- Это который завтрак и обед. Ужинаю я поздно.
- Да уж. Если ты каждый раз так домой возвращаешься... как вчера...
- А, - махнул Кузя рукой, - Это нас с Федей в милицию замели.
- Вас? В милицию? - Всеслава восхитилась то ли смелостью стражей порядка, то ли «недисциплинированностью» Кузьмы.
- Да ладно, глупости. Мы с Федором на Банковском мосту танцы устроили... с саблями... А тут - саммит... А тут - менты... Им и привиделась демонстрация антиглобалистов... Ну и нас, как антиглобалистов... Антиглобалисты в три часа ночи!
Кузя пустился подробно излагать события предыдущей ночи, подробно остановившись на роли Федора в истории, на перебранке милиционеров, и о умиротворении академиков. Об одном он только не обмолвился и словом - о том, что Федор показал ему этой ночью. Но это и была не его тайна, что ж о ней говорить...
Всеслава слушала, смеялась, затем спокойно спросила:
- А как же ты его оставил? Он же без оружия, один?
Кузьма поперхнулся:
- Он, без оружия? А! Ему и не надо! Это же его город... Здесь даже камни - ему подчиняются.
- Вот как.., - Всеслава задумалась, - А он правда Достоевский?
- Нет, конечно, - засмеялся было Кузьма, но осекся, увидев округлившиеся глаза и раскрытый рот Всеславы.
- Ой, боженьки! А я же его... Я искала цитологию. И спрашивала, у кого узнать, какая книжка потолковее будет? Мне и сказали, это мол, Достоевский, он доктор... Я еще, дура, подумала, надо же, как совпало!
- И? - затаив дыхание, ждал Кузя продолжения рассказа.
- И! Подошла к нему и спросила - «Вы - Достоевский?!» А он... бровью не поведя, отвечает: «Я. А что Вам угодно, сударыня?»
- И? Дальше? - затаил Кузьма дыхание.
- А дальше... Ты пришел и стал про динозавров рассказывать. И Федор Михайлович... Он хоть Федор Михайлович?
- Да. Поэтому и Достоевский, - кивнул Кузя, - Что дальше?
- Не поняла. Как это поэтому? - наморщила носик Всеслава.
- Он - Беляев Федор Михайлович. Ну и все на эту тему острят. И дальше что?
- Ничего, он меня и отправил, сказал, книгу завтра принесу.
- Понятно...
- Понятно ему! Стыд-то какой! Подумал, наверное, что я дура деревенская!
- Ну, деревенские дуры «Nature» не читают.
- Тогда - просто дура голимая, что «Nature» читает, а кто такой Достоевский - не знает.
- Да перестань ты...
Тирада Кузьмы была прервана здоровенным бурого цвета пушистым котом, что вскочил на кровать и стал по-деловому исследовать пустые тарелки, что стояли на подносе. Обнаружив полупустую баночку со сметаной, засунул туда здоровенную морду и стал смачно ее лакать.
- Ой, какая киса! Сибиряк! - сказала Всеслава, осторожно погладив кота по кончику хвоста. Тот недовольно дернул хвостом, не желая отвлекаться от важного дела, и женщина убрала руку.
- Серьезный. У меня дома был такой. Свирепый! Что твой тигр.
Кот доел сметану, встряхнулся, погладил лапами пушистые усы и, зевнув во весь рот, сказал:
- Расскажу я вам, дети мои, сказку...
- Вали-ка ты отсюда, рассказчик! - с ленцой сказал Кузьма, - Ты где должен быть? На дубу? А ты чего здесь делаешь?
Кот обиженно замолчал и отвернулся. Всеслава откинулась на подушки и закрыла глаза:
- Хоть бы подольше в себя не приходить...
- Как не приходить? - перепугался Кузьма.
- Очень просто. Ты же мне кажешься.., - пожала плечами Всеслава, - Какой-то галлюциноген мне вкатили, не иначе. Тут и ты, и дворец сказочный, и кот-баюн. Осталось только Змея-Горыныча увидать, и все - помирать можно.
Кузя улыбнулся и погладил Всеславу по голове:
- Нет, нельзя. Никак нельзя помирать тебе. Только начинается жизнь. Пойдем, ванну примем.
- А что ты ей не свиснешь? Что бы прибежала?
- А у меня не все как в сказке.
- Даже странно.
Всеслава села на кровати и пощекотала кота за ухом.
- Так что за сказку ты нам рассказать хотел?
- Про двенадцать утопших отроков! - отрезал кот и гордо ушел с кровати.
- Ну и сказочка! - опешила Всеслава, - Добрая у тебя зверушка...
- А то! Он у меня дуб заповедный сторожить назначен, а он тут ходит, сказки сказывает!
Засмеявшись, они встали с постели и темными лестницами пошли вниз, в роскошную ванную-спа Кузьмы. В холле их ожидало еще одно невиданное диво, невиданное, конечно, только Всеславой - Змей Горыныч, что удобно расположившись на персидском ковре, терпеливо натягивал себе на переднюю лапу высокий ботинок Всеславы.
- Это еще что такое? - взмутилась красавица.
- Где? - заинтересовались три головы Змея.