Одетый в тёмный плащ мужчина вытаскивал из капсулы человека. Небрежно кинув его на землю, он опять нырнул в проём, и вскоре выволок ещё одно тело. А потом он стал быстро раздевать первого мужчину, а следом снял всю одежду и со второго. Упавшая на плечо голова не оставляло сомнения что один из них точно труп. Рюкзаки и одежду он очень быстро грузил на длинные сани, следом кинулся собирать разбросанные вокруг вещи, а их хватало, пару непонятных серых тюков, связанные проволокой лопаты, без черенков, с виду пластиковый ящик, и куча всякой мелочи.
Даже уже сообразив, что тут явно происходит разграбление чужого хозяйства, я продолжал смотреть на быстрые действия этого грабителя, прекрасно понимая, что ничем хорошим моё обнаружение не закончится, просто по определению.
Мужик, без конца озираясь, словно по хлебным крошкам приближался ко мне, что-то постоянно доставал из травы и, приматывая срезанными у капсулы парашютными стропами, грузил, на уже горой заваленные сани. Мой взгляд зацепился за лежащий рядом кейс, ну нет, хрен ему, онемевшая от холода рука, наверное, на одной воле зацепилась пальцем за ручку и затащила этот небольшой чемоданчик под полу расстёгнутого плаща, спустя секунды местный искатель заметил меня.
Сверкнувшая где то рядом молния отразилась холодным блеском на сжимаемом в его руке ноже, загрохотавшие небеса сразу добавили ему прыти. Склонившееся надо мной лицо, очень порадовало бы Чезаре Ломброзо, уж очень типичные черты прослеживались у сего индивидуума, или я с перепугу всё себе на придумывал, вот только мой липкий страх и его нож, без всяких прикрас расставлял всё по своим местам. А ещё, я почувствовал невероятное давление, исходившее от этого человека, это трудно описать, но чем ближе он наклонялся, тем тяжелей было даже дышать, наверно ему и резать меня не придётся, я щас сам сдохну от этой тяжести.
Нож резко приблизился к моей груди. Закрыв глаза, я отстранённо подумал, что обидно как-то пролететь охулион парсеков и сдохнуть от ножа или давления какого то урки, да, именно урки о чём чётко говорила надпись на его чёрном плаще З/К 25. П. Растёкшийся по всему телу лёд, уже казалось, касался моего сердца, мне стало всё равно, так наверно даже лучше, мучатся меньше, слух уловил звук рвущейся ткани, отбросив страх, я открыл глаза. Заключённый, держал в руке мой рюкзак с отрезанными лямками, почесав ножом затылок, он воткнул его в землю, прям рядом с моей ладонью. Выпрямившись, он поправил висящий на груди АК-74, перекрестился и произнёс.
-- На всё воля Божья. Спаси и сохрани великая Мать отрока сего, да прибудет с тобой сила.
Сплюнув себе под ноги, он бегом побежал к своим саням. Странный ритуал, не хватало только католического «Аминь». Как-то отстранённо я подумал, как же стало легко, и зачем ему столько оружия, мельком заметив на его спине ещё и винтовку Мосина, знаменитую трёхлинейку.
Провожая взглядом убегающего вдаль, буквально запряжённого в перегруженные сани мужика, меня терзала противоречивая мысль, вроде не убил, что уже хорошо, но и не забрал с собой, это сразу говорило о моей ценности в местных «Палестинах» по сравнению с украденным скарбом, и ещё, до одури было жалко мой бесценный рюкзак. Тяжело вздохнув, вновь почувствовал этот лёд, народившееся в груди пламя, разгромно проигрывала битву за моё измученное тело. Но тут…
Ярчайшая, просто до одури ослепительная молния, казалось, навсегда застыла в моей сетчатке, никуда не пропадая, она ударила по капсуле. Словно сотканная из света паутина заметалась внутри круглого корпуса, яростно разбрасывая свои собранные из энергии ветви. Ужасающей силы гром хлестанул по перепонкам и накрыл моё тело вместе с мощнейшим электрическим разрядом. Меня выгнуло, словно гимнаста на мостике, и следом пронзительная судорога пронеслась по мне от самых пяток до макушки. В глазах запрыгали небеса, тело затрясло в судорожном припадке. Только чудом, мотыляющийся по рту язык, ещё не был откушен без конца клацающей челюстью. Туда-сюда и обратно, мои мышцы, без устали сокращаясь, жили своей ритмичной жизнью, и даже мой проверенный в постельных схватках «Огурец», и тот, трясясь как эпилептик, весело пританцовывал у меня в штанах.
Наверно столетие, судя по ощущениям, продолжалось это родео, но вот моё тело последний раз подпрыгнуло и с облегчением рухнуло на высушенную разрядами землю.
Зато растаял и согрелся, мелькнула крайняя мысль, а рука, цепко продолжала сжимать горячий от прошедших через него разрядов, воткнутый в землю нож. Но и вторая, без дела не осталась, затихнув в судорожно сведённых пальцах, на ручке металлического кейса.