Однако между творчеством и мировоззрением Бонде ла и Гроция следует усматривать нечто большее, чем просто влияние, связанное с их личной дружбой. Мировоззренчески наследуя "христианскому" гуманизму Эразма Роттердамского, Гроций глубоко воздействовал на духовное становление Вондела. Мысли Гроция о веротерпимости, единстве церкви, войне и мире, народном суверенитете можно найти у Вондела повсюду. Гроций и Вондел познакомились, вероятно, когда Гроций, после романтического бегства из своего заточения в замке Левенстейн, прожив десять лет во Франции, в самом конце 1631 г. возвратился в Амстердам; в апреле 1632 г. ему, однако, снова пришлось эмигрировать. Вондел и Гроций много встречались в Амстердаме в 1634 г., когда Гроций, уже в качестве посла шведской королевы Кристины во Франции, по пути в Париж провел на родине несколько месяцев. Гроцию посвящен целый ряд произведений Вондела, в том числе знаменитая "национальная" драма "Гейсбрехт ван Амстел" (1637 г.). В 1645 г., вскоре после смерти Гроция, попавшего в кораблекрушение на обратном пути из Швеции, Вондел переводит с латыни одно из его теологических сочинений, названное им "Завещание Гроция". С Грецией в душе (иной раа, видимо, и с драмой Гроция в руках) будет создавать Вондел свою последнюю трилогию. Но сейчас возвратимся в 1620-е годы.
События 1619 г., казнь 72-летнего "великого пенсионария" так потрясли Вондела, что он, по свидетельству его первого биографа и ученика Герардта Брандта, "был поражен стойким недугом слабости, который изнурил его дух и возбудил в нем желание смерти". Все труднее давалось ему и другое — совмещать свое призвание с ригористической верой отцов. Хотя меннониты избрали его в 1616 г. своим дьяконом, его вхождение в камеру риторов "Белая лаванда", а с 1617 г. — в созданную врачом Самюэлом Костером "Нидерландскую академию" воспринималось неодобрительно. Вондел переживал тяжелый духовный кризис, как это бывает всегда, когда жизнь заставляет ломать свои убеждения.
Вондел не мог оставаться меннонитом и заниматься стихотворством — для секты, к которой принадлежали его родители, были характерны тяжкие нравственные вериги (нередко, впрочем, лицемерные [393]) и, в частности, нетерпимость к театру. С 1621 г. Вондел не принадлежит ни к какой церковной общине. Тогда же он занял позицию деятельного защитника арминианства и веротерпимости, противника кальвинистской догмы предопределения и ее "кровавого триумфа". Выступая вообще против всякого догматизма, насилия над личностью, в защиту свободомыслия, Вондел одновременно бросил вызов и оранжистам, сторонникам дома Оранских, своекорыстно использовавшим религиозную распрю и недовольство народа антипатриотизмом и стяжательством купеческой олигархии (стоявшей, как уже говорилось, за спиной арминианства). Вехой на этом тернистом пути стала написанная сразу после смерти Маурица Оранского драма "Паламед, или Умерщвленная невинность" (1625). Повествуя о плачевной судьбе оклеветанного Одиссеем героя Паламеда, — о котором, кстати, у Гомера нет ни слова, — Вондел прозрачно и подробно рассказал историю расправы над Йоаиом Олденбарневелтом. Сюжет и персонажи были выписаны настолько узнаваемо (для верности Паламед на титульной гравюре был наделен чертами Олденбарневелта), что разразился скандал. Вондела обвинили в оскорблении главы государства; спасаясь от ареста, он укрылся в доме старшей сестры Кдеменции, а затем в одной из окрестных деревень. Только заступничество амстердамского магистрата, отстаивающего привилегии города, спасло Вондела от трагической участи его героя, и дело кончилось штрафом в 300 гульденов. У Вондела, однако, были не только заступники, но и единомышленники. Один из них — поэт и драматург, глава "Нидерландской академии" Самюэл Костер (15791665), в своих произведениях, особенно же в трагедиях на античные сюжеты ("Итис", 1614; "Ифигения", 1617, и др.), выражавший, по словам Ф. Хельвальда, "неукротимое отвращение ко всякому деспотизму, особенно к церковному, к ханжеству попов и политиков, осуществляющих за счет народа своекорыстные планы" [394]. Доставало в них и прямых выпадов против кальвинистской ортодоксии; так, в жреце Калхасе заклеймен небезызвестный гомарист Смаут, позже выведенный и Вонделом в сатире "Развратники в курятнике" (см. примеч. на с. 542 наст. изд.).
393
См. сатирическое стихотворение Я. Я. Стартера "Ухаживание за меннониткой" (БВЛ, т. 41: Европейская поэзия XVII века. М., 1977).