Предводитель хора
Ей, гряди, государь, Илионских твердынь
Сокрушитель, Атрид!
Как тебя мне встречать? как тебя величать,
Не умалив, о царь, не превыся хвалы,
Соразмерной делам?
У кого на уме лишь казаться, не быть, —
Ограждения правды не чтит он.
790 На словах сожалеть, с огорченьем вздыхать
Не готовы ли все? Но не все острие
Сострадания в сердце приемлют.
И сорадуясь льстиво, к улыбкам они
Невеселые лица неволят, и лгут.
Но своих ли овец не узнает пастух?
Властелин прозорлив: лицемерных притворств
Он легко различит водянистую смесь
От беспримесной верности сердца.
Не таю, что, когда за Елену ты слал
800 Корабли с молодежью на гибель,
Не прекрасным твой образ являлся очам:
Ты кормило мятежным страстям уступил
И жестокостью жертв
Распалял в обреченных отвагу.
Но свершившему дело хвалу и любовь
Не уста лишь, а сердце дарует.
И со временем все обличится, о царь:
Кто по совести, кто без тебя не к добру
Опекал государство и граждан.
Агамемнон
810 Аргивские святыни, боги родины,
К вам первым речь! Вы были мне пособники
В пути возвратном и в отмщеньи праведном.
Исполнен приговор ваш. Не со слов истца
Вы Трою осудили. Тайно жребии
Все в урну крови пали, до единого.
Чредой касались урны милосердия
Рукою праздной судьи: не наполнилась
Пощады урна!.. Грудой пепла дымного
Обрушилось величие. Истлел костер
820 Под бурей рока. Тучной тризны облако
Стоит над пожари́щем... Вас из рода в род,
О боги, славить будем! Ибо взыскано
Сторицею возмездье: за одну жену
Загрыз аргивский зверь[172] и в прах зарыл народ[173].
Рожден утробой конской, щитоносный полк
Прыжком взял стены, хищник, переждав Плеяд[174].
Во мраке огляделся лев, и спрянул в кремль,
И царской нализался крови досыта...
Первины благодарности воздав богам,
830 Тебе скажу я слово. Помню все. С тобой
Единого желаю. Твой поборник я!
Немногих добродетель — вознесенного
Благой судьбиной друга чтить без зависти.
Кто счастьем обделен, вдвойне неду́гует,
Язвимый зложелательством: своей беды
Ему, знать, мало, — горше сокрушается
Чужой удачей. Верно говорю сие,
На опыте изведав, жизнью выучен,
Что дружества личина — только зеркало
840 Приязни нашей, призрак и обман очей.
Один был верен — Одиссей, когда со мной
Надел хомут, хоть не желал[175] под Трою плыть.
О нем я вспоминаю, а в живых ли он —
Не ведаю... Что, старцы, до гражданских дел
И дел священных, — все рассудим вместе мы,
Совет назначив. Доброе для города
Упрочить должно, чтоб и впредь давало плод;
А где леченье нужно, там потщимся мы
Болезнь пресечь, врачам подобно, чья рука
850 И жжет и режет, здравым не вредя частям...
Иду в чертоги, где очаг и жертвы ждут, —
Десницу простирая благодарственно
К богам, меня пославшим и приведшим в дом,
И да пребудет спутницей Победа мне!
Из средних ворот дворца выходит Клитемнестра, оставив ворота широко раскрытыми. Ее окружает толпа рабынь.
Клитемнестра
Аргивских граждан чтимые старейшины!
Не стыдно мне признаться, и к чему таить? —
Изныла я в тоске по муже... Дни текут —
Застенчивость и робость покидают нас.
Скажу пред всеми: жизнь была не в жизнь со дня,
860 Как отплыл он, — безмужней, безутешной мне!
Уж в доме опустелом, запершись, сидеть
Вдовой живого мужа — горе горькое.
А тут еще за слухом слух зловещие
Глашатаи приносят: тот — лихой конец,
А этот — лише каркает. Развылись псы,
Зло на́ дом наклика́ют! Ведь когда б супруг
Все раны принял, сколько их молва начла, —
Дырявым просквозило б тело неводом.
Когда бы умер столько раз, как был отпет
870 Друзьями, — новый Герион[176] о трех телах,
Он три б участка занял, каждый в рост длиною,
В троих обличьях трижды погребаемый.
Чуть разумом от страха не рехнулась я!
Не раз из петли, со стропила свешанной,
Царицу вынимали слуги верные.
И вот, о царь, причина, почему не здесь
Живой залог обета, нас связавшего, —
Орест, — как должно было б. Не дивись тому:
Твой сын на воспитании у Строфия[177]
880 Фокейца, друга верного, старинного.
Провидел Строфий нашу здесь беспомощность,
Твою опасность бранную, мятежный дух
Народа, старшинами недовольного:
Падет престол — наследника обидет чернь.
Ему вняла я; мнилось, нет в совете лжи...
Что ж я не плачу? Выплаканы слез ручьи!
Иссякли очи: влаги не струить им вновь,
От бденья потускнели. Ночи долгие
От милого ждала я вести пламенной,
890 Вперяя взоры в сумрак: не мерцала весть.
Едва дрема смежала вежды — столь чутка,
Что реянье и пенье комариное
От черных снов будило душу: снился ты —
В беде... И больше, чем мгновений отдыха,
Я страхов знала, чуть забудусь. Так была
Я стад твоих овчаркой... Ныне все прошло!
Ты здесь, оплот мой в бурю, гордых сводов столп,
Единородный сын, отцом обретенный,
Пловцами брег нечаянно завиденный,
900 Весенний день, сменивший вьюги зимние,
Пред путником в палящий зной студеный ключ,
Все сладостное, что несет спасение!..
Таких похвал достойным я почла его,
И зависть да безмолствует! Мне лучше знать,
Что я перестрадала... Низойди же к нам,
Желанный, с колесницы! Но, сходя, ногой,
Поправшей Трою, вместно ль повелителю
Коснуться праха дольнего? Рабыни, вам
Был дан приказ. Коврами царский путь устлать.
910 Что медлите? Раскиньте ж ткань пурпурную!
Тропой багряной Правда поведет его
К нечаянному сретенью[178], в готовый дом.
Та, что́ не спит, с богами все промыслила.
вернуться
172
вернуться
175
вернуться
176
вернуться
178