Власть
Натравливать я стану и приказывать.
Спустись теперь и ноги в кандалы забей!
Гефест
Все слажено. Работа немудреная.
Власть
Заколоти на кольцах костыли теперь!
Перед судьей жестоким ты отдашь отчет.
Гефест
Грохочет голос грузности твоей подстать.
Власть
Будь мягкосердым! А мою решительность
80 И крутость гнева ставить мне не смей в вину!
Гефест
Уйдем же! Цепью сдавлен он железною.
Власть
(Прометею)
Что ж, нагличай! Сокровища богов кради
Для однодневок хилых! Поглядим теперь,
Как отчерпают люди лодку бед твоих.
Напрасно Прометеем, промыслителем[336],
Слывешь среди бессмертных. Так промысли же.
Как самому из сети болей вынырнуть.
(Удаляются Гефест, Власть и Насилие.)
Прометей
(прикованный к скале)
Святой эфир и ветры быстрокрылые,
Истоки рек текучих, смех сверкающий
90 Неисчислимых волн морских и мать-Земля,
Всевидящего Солнца круг, — вам жалуюсь!
Взгляните, что терплю я, бог, от божьих рук.
Поглядите, стою, покалечен[337]
Изуверством! Мне гнить на века и века,
Мириады веков! Эту боль, этот стыд
На меня опрокинул блаженных богов
Новоявленный князь.
Ай-ай-ай! О сегодняшних муках воплю
И о завтрашних муках. Когда же конец
100 Рассветет этим каторжным болям?
Но нет! Что говорю я? Все предвидел сам.
Заранее. Нежданным никакое зло
На плечи мне не рухнет. Надо с легкостью
Переносить свой жребий, зная накрепко,
Что власть непобедима Неизбежности.
И все ж молчать и не молчать об участи
Моей, и то и это тошно! Зло терплю
За то, что людям подарил сокровища.
В стволе сухого тростника родник огня
110 Я воровски припрятал. Для людей огонь
Искусства всяческого стал учителем,
Путем великим жизни. Вот за этот грех
Под зноем солнца на цепях я распят здесь.
Ой-ой! Ой-ой!
Но, чу? Звон возник вьявь.
Пахнул вихрь в лицо мне.
То люди? То боги?
Иль что-то иное?
Зашли в глушь и дебрь,
120 В расщель снежных гор
На боль мою полюбоваться? Что еще?
Взгляните, вот я, бог в оковах, горький бог,
Зевса враг ненавистный, чума и напасть
Для богов, гнущих шею у Зевса в дому.
Все за то, что людей я сверх меры любил.
Ой-ой-ой! Снова слышу я посвист и шум
Пролетающих птиц. Верезжит и звенит
Дальний воздух от стрепета реющих крыл.
Что б ни близилось, все мне ужасно!
На орхестре в крылатой повозке появляется Хор Нимф-Океанид.
Хор
Строфа I
Не бойся, друг наш!
Мы летим к тебе с любовью[338]
На звенящих острых крыльях.
130 Мы примчались к этим скалам черным,
Слезой отца сердце склонив.
Гулкие в уши свистали ветры.
Железа звон, молота грохот к нам ворвался
В тишину морских пещер.
Стыд мы забыли скромный,
Босыми в крылатой летим повозке.
Прометей
Ай-ай-ай-ай!
Многодетной Тефии птенцы и отца
Океана, который всю землю кругом
140 Обтекает гремучей, бессонной рекой.
О подруги мои!
Поглядите, взгляните, в кандальных цепях
Я распят на скалистых разломах хребтов,
Над разрывами гор,
Здесь стою я на страже постыдной.
Хор
Антистрофа I
Прометей! Прометей!
На глаза нам сумрак рухнул.
Влага слез застлала взоры,
Видим, видим, вот стоишь, огромный[339]!
К уступам скал ты пригвожден
Цепью железной, чтоб гнить и вянуть!
Да, новый князь внове владеет веслом Олимпа.
Новый миру дав закон,
150 Зевс беззаконно правит.
Что было великим, в ничто истлело.
Прометей
О, пускай бы под землю, в поддонный Аид,
Принимающий мертвых, он сбросил меня,
В Тартарийскую ночь!
Пусть бы цепью железной сковал, как палач,
Чтоб не мог любоваться ни бог и никто
На мученья мои!
А теперь я, игрушка бродячих ветров,
В муках корчусь, врагам на веселье!
Хор
Строфа II
160 Чье сердце камень, медь и лед?
Кто из богов над тобою посмеется?
Кто слез с тобой не станет лить?
Один лишь Зевс. Он, упрямый и бешеный,
Искореняет в неистовстве
Старое племя Урана.
Нет покоя ему, сердце пока не насытится,
Иль в поединке не вырвут из рук его черной власти.
вернуться
Прометеем, промыслителем, слывешь. — Имя Прометея греки сближали с существительным προμηϑία — «предвидение»; у Эсхила эта связь подкрепляется способностью Прометея предвидеть будущее (ср. ст. 101, 265 сл.), из других источников неизвестной.
вернуться
Вкрапление анапестов в монолог Прометея здесь и дальше, ст. 120—127, имеет своей целью разрядить монотонность, которая могла бы возникнуть при длинной речи без возможности оживить ее движением или жестом. В то же время употребление анапестов в выходном монологе персонажа — пример, не известный из других трагедий Эсхила. Ср. также ниже, при выходе Океана (284—297) и Ио (561—565).
вернуться
Парод, в котором лирические строфы хора чередуются с анапестическими партиями Прометея, тоже не встречается в других трагедиях Эсхила. Появление хора в крылатой колеснице составляет еще одну проблему. В греческом театре применялась специальная машина, напоминающая журавль у деревенского колодца (она так и называлась: «машина» или «журавль»), с помощью которой могли появляться спускающиеся с небес боги или обожествленные герои. Однако поднять хор, состоявший из 15 человек, такое устройство, конечно, не могло. Остается предположить, что снабженная крыльями повозка выкатывалась либо на орхестру, либо на крышу сцены, откуда Океаниды со временем спускаются на орхестру (278—283). Во втором случае придется согласиться с тем, что строфы хора исполнялись в сопровождении минимальных телодвижений.
вернуться
Вот стоишь, огромный... — Последнее слово добавлено А. Пиотровским, видимо, считавшим, что Прометея изображала кукла выше человеческого роста.